Друзья из берлоги
Шрифт:
* * *
— Вот она вся тут, глядите… — Встречный пастух оказался прирожденным экскурсоводом.
Он сразу повел нас на место, откуда лучше всего было глянуть на мельницу. — Поставлена без промашки. Откуда ни глянь — благодать для села. — Старик поглядел: понимаем ли смысл дорогого ему словца благодать? — Этим и взял молодой председатель. «Давайте, говорит, мельницу подымем. Была же когда-то». Ну, мы, конечное дело, молчим. Не было еще такого председателя, чтобы с мельницы начинал. Выжидаем. Говорим для порядку: «А зачем она, если электричества вдоволь, исправно мелем зерно-то». А он на своем: «Вода в хозяйстве нужна? Нужна. Зерна много надо молоть? Много. Ну и благодать-то какая будет — украшение всей деревни!» И ведь не наш, не чижовский. Приезжий. Агрономом до этого был… Ну вот и взялись с его легкой руки.
И сделали. В одно лето все сделали.
Мы испытали редкое удовольствие, беседуя с пастухом. Мы рады были увидеть хотя бы остатки водяной мельницы. А тут не просто поэтический символ — настоящая крепкая мельница исправно делает свое дело! И вокруг нее — та самая необходимая человеку благодать.
Вода, вербы возле воды, гуси пасутся и лошади, ребятишкам есть где резвиться.
По словам пастуха, мельница тут стояла спокон веков. «Никто не помнит — ни дед мой, ни прадед, — когда поставили первую. Сгнивало дерево — новый сруб ладили».
Всего на Посари стояло девять мельниц. Плотины строили из плетней, земли и соломы. В каждое половодье их уносило. Строили новые.
Хлопот было много. Однако все окупалось — было у деревенек воды сколько надо, «водяной силой» мололи тут хлеб, толкли коноплю, ловили у мельниц порядочно рыбы…
Чижовская мельница пережила все остальные. После войны ее разок починили.
Но потом, когда пришла в деревню «удобная электрическая сила», возиться с мельницей поленились… Молодой председатель Алексей Верховец не просто хозяйским глазом глянул на землю и на житье деревеньки. Он сразу же уловил: мельница всегда была радостью для Чижовки. «Алексей Петрович разыскал стариков, какие по этому делу мерекали. И сам наблюдал, чтобы все было сделано как полагается», — сказал нам пастух. От «технического прогресса» председатель тоже взял, что годилось к этому случаю. Специалисты хорошо спроектировали колхозу плотинку. Хорошо ее и построили — из бетона со сливными проемами…
Три колеса крутились у сруба. С белым шумом лилась на колеса вода. У плотины стояли подводы с мешками, мальчишки удили рыбу. Гусиные стаи обрамляли эту картину.
* * *
Устройство мельницы не нуждалось в каком-нибудь пояснении. Все было почти на виду. Подпертая вода по трем деревянным лоткам лилась на колеса с широкими «перьями». Валы колес деревянными шестеренками («зубья кленовые, поглядите, как кость блестят», — объяснил мельник) соединялись с валами, вертевшими жернова.
Мы заглянули под крышу первого этажа в момент, когда крутились два из трех жерновов. В белом мучном тумане двое работавших тут еле угадывались. Один из мельников отгребал в мешки размол ячменя, другой в углу «ковал» жернов. «Стирается… Неделя — и надо его подымать. Вот так зубилом почешем и снова на место».
От камня летели искры. Шумела за бревенчатой стенкой вода. С ровным гулом вертелись тяжелые мукомольные камни. И непрерывным ручьем из-под них лился теплый на ощупь, духовитый размол зерна.
— Сколько же за день?..
— А сколько хочешь, — весело откликнулся мельник. — Мелем колхозу, мелем колхозникам, вам, если надо смолоть, — привозите!
Оказалось: этот старинный снаряд может переработать в сутки четыреста с лишним пудов зерна.
— Мелем и ночью — вода всегда готова работать. Мелем зимой. Ледок пообколем и запускаем — пар стоит от тепла!..
Мы вышли с мельником на порог. Из деревни по дороге к плотине важного вида петух вел десятка четыре кур.
— Кормятся тут, у мельницы. Рыбешка тоже к этому месту льнет.
— И люди? — Я показал на выведенное по мучному инею пальцем слово Монреаль.
— А как же! Мельница — вроде клуба. Ожидая помола, кто брешет, кто слухает, кто песни играет. Бывает, и подерутся. А это Олимпиаду, видать, обсуждали… Добавлю-ка я водицы…
Мельник поднял затворы, и сразу же над колесами увеличился белый гребень.
* * *
А потом был на мельнице и ночлег. В Трубчевск в гостиницу мы решили не ехать. В благословения председателя Алексея Петровича Верховца принесли на мельницу сена, расстелили брезент.
Спать, однако, почти не пришлось. Уже в темноте председатель привел какого-то старика и представил:
— Вот познакомьтесь, настоящий профессор по мельницам…
Профессором оказался наш знакомый пастух Купреев Григорий Степанович. Оказалось: он первым и поддержал председателя. Все сам рассчитал, спроектировал и направлял потом плотников. Мельничное дело Григорий Степанович знал от отца. «А он от своего отца. Так и велось. Без чертежей, без всяких бумаг, понятное дело, строили. Все в голове держали».
Разговор о тонкостях дела протянулся за полночь. Когда мы вышли проводить мастера с председателем, над мельницей стояла луна.
Видно было лошадей на лугу, на плотине бормотали пришедшие на ночлег гуси. Пахло поспевшими травами, мокрым деревом и мукой.
— Благодать…
— Благодать, — отозвался старику председатель.
У крайних дворов Чижовки кто-то шел с транзисторным приемником.
Балалаечка играет, Балалаечка поет. Балалайке дайте ножки — Балалаечка пойдет…Шаги и радиоголос растаяли в темноте.
— Года… Когда-то я тут вот так же ходил, — вздохнул старик. — С балалайкой ходил. Остановлюсь, бывало, послушать, как ночью шумит вода у колес. Вот так же шумела…
Мы попрощались. И, ворочаясь на сене, долго еще не спали, слушая, как за стеной, пробиваясь сквозь щели, шумит вода.
Фото автора. Брянская область.
1 сентября 1976 г.
Прощание с летом
(Окно в природу)
Не помню года, когда бы так много было сказано о погоде.
В потоке прогнозов, стенаний, молитв и шуток можно было выловить даже и афоризмы.
«Эта ужасная хорошая погода», — писала газета «Пуэн» в Париже. «У нас украли лето!» — сказала дачница в электричке Москва — Загорск.
В одном месте Европы было ужасающе сухо.
В другом — слишком мокро. И то, и другое нехорошо, ибо все живое удивительно точно и тонко притерто к привычным природным нормам…