Друзья моего детства
Шрифт:
Хорошо тогда сидеть с ружьём в шалаше на берегу тихой заводи и подкарауливать диких селезней. А чтобы подманить их к шалашу, охотник пускается на хитрость: он сажает на воду перед шалашом привязанную за ногу ручную утку.
Утка покрякивает, селезень подлетает. Только стреляй вернее, не промахнись.
У кого есть ручная, или, как её охотники называют, «подсадная» утка, тот охотник — счастливец. Ну, а как же быть тому, у кого такой утки нет? Тут уж надо идти на двойную хитрость: вместо живой утки сажать на воду чучело (деревянное или резиновое), а чтобы ветер его не угнал, снизу привязывать на длинной
Крякать такое чучело, конечно, не может, поэтому приходится самому. Одни охотники крякают в манок, другие просто в кулак, кто как сумеет. Но всё-таки как ни крякай, а вот как настоящая утка — никогда не сумеешь. Охота без утки плоха ещё тем, что чучело сидит на воде неподвижно. На то оно и чучело. Хорошо, если есть ветерок, тогда деревянная уточка плещется на волнах, будто живая. А когда ветер стихнет, чучело торчит на воде, как колчушка, к нему никакой селезень не подлетит.
Долго думали мы — охотники-безутятники, как бы нам «оживить» нашу приманку. Наконец кто-то придумал и напечатал в журнале отличный способ: к той самой бечёвке, на которой подвешен к чучелу грузик, надо ещё привязать сбоку тоненький поводок с крючком, а на крючок прицепить живую рыбку. Рыбка будет дёргать за поводок, и чучело начнёт шевелиться, будто живая утка. Просто и хорошо.
…И вот я уже сижу в шалаше, а передо мной на неподвижной воде весело плавает моя «ожившая» уточка. На крючок я прицепил шустрого карасика, он живой, энергичный, так и дёргает за бечёвку.
Я достаю из сумки манок и начинаю усиленно крякать. Крякаю полчаса, крякаю час… И вдруг откуда-то издали слышится ответный крик селезня. «Шварк, шварк», — отвечает он мне и, свистя крыльями, опускается на воду… Как он хорош в своём весеннем наряде: голова сизая, грудь тёмно-коричневая, а спина серая с синим зеркальцем на крыле.
Высоко подняв голову и зорко оглядываясь, он плывёт всё ближе и ближе к моей уточке. Ещё секунда — и можно стрелять.
Но тут происходит что-то невероятное: моя деревянная утка неожиданно бросается в сторону, ныряет, вновь появляется на воде и во всю прыть пускается наутёк.
Чучело «ожило». Забыв об охоте, я выскакиваю из шалаша. Селезень улетает. Но я уже и не думаю о нём, бегу к лодке и пускаюсь в погоню за уткой. Не тут-то было: она удирает и от меня. С трудом настигаю беглянку, хватаю за шею, тащу из воды, утка упорно сопротивляется. Наконец она в лодке, но какая-то невидимая сила пытается вырвать её у меня из рук и утащить обратно в воду. Я хватаюсь за бечеву и после короткой борьбы подтаскиваю к лодке крупную щуку. Ещё миг — она обрывает бечёвку и скрывается под водой.
Вот и конец. Я сижу в какой-то растерянности, сам не могу понять, кто же я: охотник или рыбак? А впрочем, не всё ли это равно, главное то, что у меня нет ни щуки, ни селезня. Получилось совсем как в пословице: «За двумя зайцами погнался, ни одного не поймал».
В субботу вечером я сидел за столом и читал. Вдруг распахнулась дверь, в комнату вбежал мой товарищ, Николай, с огромной немецкой овчаркой.
— Здравствуй, — поздоровался он. — Сто лет не видались.
Я очень обрадовался приятелю. Николай — самый весёлый из моих товарищей. Он, как мальчишка, вечно готов что-нибудь натворить, набедокурить.
— Познакомься, — сказал Николай, — мой новый друг — Джек. Живём душа в душу.
Я оглядел Джека и невольно подумал: «Внушительный пёс, настоящий волк: весь серый, морда острая, уши торчком и хвост, как у волка — пушистый, висит поленом».
Мы с Николаем сели за стол, а Джек улёгся на коврике. Он положил голову на передние лапы и глядел на нас суровыми умными глазами. Казалось, он хотел сказать: «И о чём они так много болтают, наверное, всё о пустяках».
— Ну, как тебе нравится мой Джек? — спросил Николай.
— Хороший пёс, — похвалил я. — Видно, умница.
— У-у-у… та-кая умница; ты ещё не знаешь! Вот, познакомишься поближе — сам убедишься. И сторож какой: в комнату без хозяина кого хочешь впустит, а уж обратно… извини…
Мы проговорили весь вечер. Наконец, собираясь уходить, Николай сказал:
— Собственно, я к тебе за делом. У меня просьба.
— Какая? — спросил я.
— А вот какая: мне завтра утром нужно срочно уехать в командировку недели на две. Нельзя ли у тебя на это время оставить Джека?
Я запротестовал:
— С кем же он целый день останется, ведь я на работе.
— Не беда, — перебил Николай. — Он у меня затворник. Я ведь тоже целый день на работе. По крайней мере, у тебя сторож в комнате будет. Ещё, гляди, так подружитесь — водой не разольёшь…
Уговорив меня, Николай вывел пса погулять, потом собрался домой.
— А ты, Джек, останься здесь. Здесь лежи, — приказал Николай.
Собака поглядела на него понимающим взглядом и улеглась на коврик.
— Да стереги получше, чтобы краснеть за тебя не пришлось, — наставлял Николай.
Простившись со мной, он ушёл. А я лёг спать.
На следующий день было воскресенье, и я решил поехать к знакомым на дачу.
«Вот хорошо, что Джек останется. Уж, наверное, не обкрадут», — подумал я.
Джек, как и вчера вечером, лежал на коврике и внимательно глядел на мои приготовления.
— Ну, пойдём погулять, — позвал я его, направляясь к двери.
Но едва я взялся за ручку двери, Джек вскочил и с грозным рычанием преградил мне дорогу. Я остановился. Джек тоже стоял в угрожающей позе.
— Что ты, ошалел, что ли? Пшёл вон! — нерешительно прикрикнул я.
Но пёс и ухом не повёл. Он не позволял выйти из комнаты. «Что же делать?» Я оказался взятым под стражу. Вначале я пробовал усовестить, уговорить Джека, даже хотел подкупить сахаром или печеньем. Ничего не помогало. Тогда мною овладело отчаяние. Неужели придётся сидеть здесь две недели, пока вернётся товарищ? Да ведь за этот срок и я и Джек умрём с голоду, интересно только — кто первый.
Не знаю, сколько времени я так просидел, но вдруг за дверью послышались шаги. В квартиру кто-то вошёл.