Друзья поневоле
Шрифт:
– И сравнить нечего, конечно, жарче. Там солнце так печет, что голову может прожечь, если без шапки пойдешь.
– Господи, не может такого быть! – воскликнул Петька с испугом. – Неужто и правда, Гарданка?
– Ну, прожечь – не прожжет, а в голове помутнение случиться может.
Они помолчали, каждый предавшись своим воспоминаниям. Их вахта была еще далеко, но ребятам не хотелось идти искать себе место для сна, хотя за те дни, что они провели в городе, им досталось немало, и тела их жаждали отдохновения и покоя.
Солнце
Ребята так и не сумели отдохнуть. Уже устроившись в тени паруса, они вроде бы задремали, но их опять взбудоражили воспоминания, и они в который уже раз пустились в разговоры о прошедшем. Петька сказал:
– А помнишь, как мы прятались на ночь, боясь, что нас шайки местных поймают, а?
– Чего ж не помнить, коли только пять дней прошло с того времени.
– Но и мы здорово им наподдали, правда?
– Еще бы! А как ты кусок кожи оторвал от спины того рыжего громилы, а? Вот он взвыл. Ну и силища у тебя в руках, Петька!
– А чего он навалился на меня? Рад, что пуда на три тяжелее. А ты сам как глаз выбил тощему, помнишь, тот так и не вступил больше в свалку. Здорово ты ему тогда!..
– Но уж не лучше тебя, Петька. Ты вон и руку одному хлюпику сломал. Как такое можно, а?
– Так он ухватился за меня, держит, а остальные лупцуют почем зря, вот я и крутнул его за руку. Она как хрястнет, аж дурно мне стало. Зато мы сумели выстоять, хоть и досталось нам здорово. Век буду помнить. Я и дома не раз на кулачках бился, но мне это не очень нравилось. То все Фомка меня науськивал, подмогу просил. Он у нас первый зачинщик был. Часто доставалось ему, однако не унимался. Это друг мой был в Новгороде. Мы с ним неразлучны были. Я ему и пистоль обещал отдать, да не успел. Из того пистоля я тебя и подстрелил.
Они бы еще долго точили лясы, да хриплый голос боцмана подбросил их и погнал на работу. Началась их вахта. Теперь было не до разговоров. Все внимание было направлено на работу. Им не хотелось ставить Эрика, пристроившего их на «Святую Катерину», в неловкое положение своим неумением и нерадением. Приходилось стараться, а тела были истерзаны, ослаблены и настоятельно требовали отдыха и покоя. Но где его взять? Надо было работать со снастями, лазать по вантам, драить палубу, таскать тяжести и постоянно чувствовать спиной и затылком недовольный взгляд боцмана или шкипера. Иногда пинок опережал взгляд, но жаловаться было некому. Кругом мелькали только голые пятки да взмокшие спины.
Но это уже была привычная работа, да и мысли опережали бег судна и уже не раз оказывались на берегах реки Наровы, где Петра ждал любящий и тоскующий отец, а Гардана – долгая дорога на родину.
Погода была на редкость тихая, и «Святая Катерина» едва тащилась по ровной воде. Слабый ветер был к тому же неустойчивым, и частые смены галсов изнуряли матросов. Команды следовали одна за другой, люди разбегались по местам и с криками тянули шкоты и фалы, а шкипер с помощниками надзирали за порядком и злились на весь мир из-за медленного хода.
За две недели хода судно едва обогнуло остров Рюген и еще через два дня оказалось в порту маленького городка Альбек, где и застряло еще на неделю. Ветер увеличил силу, но резко изменил направление на северо-восточное. Пришлось отстаиваться в порту, и ребятам наконец-то удалось отдохнуть и набраться сил.
– Я вижу, Петька, морская болезнь тебя оставила, правда? – спросил друга Гардан.
– Наверное. Пока качка меня не беспокоит.
– Ничего, скоро ты станешь настоящим моряком. Еще сам удивишься, как привяжешься к морю. Оно ведь постоянно тянет к себе. Не чувствуешь? Меня оно сильно притягивает, хотя это море и не такое красивое.
– А что, южные моря красивее? – спросил Петька.
– Еще бы! Там рыбы разноцветные, киты, акулы, берега с пальмами и кипарисами, скалами и горами. Альбатросы в небе, летающие рыбы, да что говорить! Самому надо увидеть, тогда поймешь.
– Но ты ж не бывал там!
– Я же слушал бывалых моряков. Многие наши ходили по южным морям и потом обо всем рассказывали. А в Персии я сам бывал и видел кое-что.
– Интересно ты говоришь, Гарданка. Вот бы и мне там побывать! – Но в голосе Петьки слышались нотки сомнения и безнадежности.
– А давай ко мне в Астрахань двинем, когда домой попадем. Там и Персия близко, и Шемаха, и Дербент-крепость. Тепло, не то что тут. Так хочется пожариться на солнышке, отогреться по-настоящему!
– И у нас бывает жарко…
– Совсем не то, Петя. Махнем, а?
– Не знаю, Гарданка. Как отец, а он ведь ни за что не пустит. Да и боязно что-то.
– А чего боязно-то? Всюду люди живут.
– Вера другая, чужая, непонятная. Все чужое…
– Это не беда. Я тебя научу немного нашим обычаям, а там и сам увидишь. Сам поймешь, как и когда поступать надо.
– Ты что, Гарданка! Да разве же можно веру менять! Грех-то больно большой, да и невозможно мне того сотворить, даже думать не смею! Господи, прости и обереги раба Божьего Петра! – и он широко, солидно осенил себя крестным знамением.
– Я же не говорю о том, чтобы ты принял ислам, Петя. Надо лишь научиться вести себя так же, как и все остальные, а то ведь и у нас такие люди есть, от которых получить можно, и сильно, по голове камнями. Куда спокойнее будет, если удастся сойти за правоверного. Правда, вид у тебя уж слишком не наш, очень светлый ты, но и это можно поправить красками. Там у нас многие краски на себя накладывают.