Друзья познаются в беде
Шрифт:
— Этот убивает орков, — она ответила. — И весьма энергично.
— А дроу когда-нибудь разбирались в том, кого они убивают? — спросил другой эльф.
— Я знаю по крайней мере об одном таком, — быстро напомнила Синнафейн. — И я не повторю ошибки своей сестры Эллифейн. Я не буду предугадывать и руководствоваться общей репутацией.
— Многие из жертв, вероятно, говорили так же, — сказал ей Албондиэль, но когда она прожгла его неодобрительным взглядом, он успокоил ее своей усмешкой.
— Второй Дзирт? — спросил он риторически, и пожал плечами. — Если да, тогда
— Тогда плохо для него, — закончила за него Синнафейн, а Албондиэль кивнул и уверил ее:
— Мы скоро все узнаем.
Дзирт отбросил прочь последний ком застывшей грязи, полностью убрав покрывавшую могилу землю. Под ним лежало завернутое в покрывало тело Эллифейн, заблудшей эльфийки, что выдавала себя за мужчину, Лелоринеля, и ослепленная своей яростью, попыталась убить его.
Дзирт стоял и смотрел на обернутое в ткань тело. Она лежала на боку, ее ноги были подтянуты к груди. Дзирту она казалась очень маленькой, совсем как ребенок.
Если бы он смог исправить одну ошибку во всей своей жизни…
Он обернулся через плечо, чтобы видеть, как Инновиндиль копается в одной из седельных сумок Заката. Эльфийка достала из нее серебряное кадило на тонких, прочных цепях. Затем она вынула серебряный разбрызгиватель, украшенный зелеными драгоценными камнями, с выпуклым узором и сеткой маленьких отверстий.
Инновиндиль доставала из седельной сумки масло и ладан, а Дзирт все смотрел на Эллифейн. Он снова и снова переживал прошлые моменты жизни бедной эльфийки, которые могли бы быть прошлыми моментами его собственной жизни, если бы Бренор и остальные не появились вовремя, чтобы спасти его с помощью целебного зелья.
Его репутация была ее погибелью, он знал это. Она не могла вынести то, как быстро распространялись о нем слухи, как о дроу с добрым сердцем, поскольку в своих исковерканных воспоминаниях о той зверской ночи десятилетия назад она запомнила Дзирта лишь как одного из проклятых темных эльфов, что убили ее родителей и стольких ее друзей. Дзирт тогда спас Эллифейн, испачкав ее кровью и прикрыв телом ее убитой матери, но бедная девочка-эльф, в ту ночь еще была слишком юна, чтобы все помнить, и она никогда не принимала ту историю.
Ее гнев поглотил ее, и по жестокой насмешке судьбы Дзирт был вынужден убить ту, которую он когда-то спас.
Он настолько ушел в себя, глядя на Эллифейн и раздумывая об извилистых дорогах, что так трагически привели их обоих к краху, что даже не замечал тихую песню Инновиндиль, пока она бродила по могиле, разбрызгивая волшебное масло сохранения и качая кадило так, чтобы его аромат замаскировал запах смерти.
Инновиндиль своей песней просила эльфийских богов, моля их спасти душу Эллифейн от ее гнева и внутренней сумятицы.
Когда Дзирт услышал свое собственное имя, он прислушался к песне эльфийки. Инновиндиль убеждала богов позволить взгляду Эллифейн спуститься вниз, на темного эльфа Дзирта, чтобы увидеть
Она закончила свою песню так мелодично и спокойно что ее голос, казалось, слился с ночным ветром, став его частью, но ветер еще долго нес с собой отголоски печальной песни эльфийки.
Она предложила Дзирту помочь ей, и он грациозно соскользнул вниз. Вместе они подняли труп и обернули его чистым одеялом, обвязав его сверху веревкой.
— Ты думаешь, она обрела покой? — спросил Дзирт, когда они закончили, и отступив от тела, взялись за руки.
— В ее немощи она оставалась достойной нежной руки Кореллона.
Некоторое время она смотрела на него, ясно видя все его сомнения.
— Ты не сомневаешься относительно этого, — сказала она. — Ты сомневаешься относительно непосредственно Кореллона.
Дзирт все еще не отвечал.
— Относительно Кореллона? — спросила Инновиндиль. — Или Дзирт До'Урден сомневается относительно самого существования загробной жизни?
Вопрос был крайне неприятен для Дзирта, ведь он затрагивал то, до чего сам он редко позволял себе доходить в своих прагматичных представлениях.
— Я не знаю, — ответил он мрачно. — Да и знает ли кто-либо из нас наверняка?
— Призраки существуют, и мы можем с ними разговаривать. Мертвые возвращаются в этот мир, разве нет? С рассказами, чтобы поведать нам о времени, проведенном ими по ту сторону смерти.
— Мы считаем, что призраки — это… призраки, — ответил Дзирт. — И вернувшиеся из мертвых слишком неуловимы… во всяком случае, те, о которых я слышал. Эти методы были известны среди благородных Домов Мензоберранзана, хотя всем известно, что потянуть душу из объятий Ллос значит призвать ее гнев. К тому же, разве их рассказы — что-то большее, чем просто туманные мечты?
Инновиндиль сжимала его руку и долгое время молчала, обдумывая его слова.
— Возможно мы просто так думаем потому, что, отказавшись от этого, мы изберем дорогу, которая приведет нас к падению, к вечному отчаянию. Конечно, есть вещи, которые мы не можем объяснить. И, если эта жизнь конечна, то через много лет эльф может осознать, что…
— Что все это — жестокая шутка? — спросил Дзирт.
— Наверное.
Дзирт покачал головой прежде, чем она закончила.
— Если этот момент самосознания короток, — сказал он, — всего лишь вспышка в необъятности всего того, что есть, всего, что было, и всего, что будет, тогда это может все еще иметь цель, иметь значение.
— Есть больше, Дзирт До'Урден, — сказала Инновиндиль.
— Ты знаешь, или ты молишься?
— Или я молюсь, потому что я знаю.
— Вера — не знание.
— Поскольку восприятие — не действительность?
Дзирт обдумывал сарказм ее вопроса некоторое время, после чего улыбнулся, признавая поражение, и одновременно — с благодарностью.
— Я полагаю, что она обрела покой, — сказала Инновиндиль.
— Я слышал о священниках, возрождающих мертвых, — сказал Дзирт, полностью выдав этим замечанием свою неуверенность и расстройство. — Конечно жизнь и смерть Эллифейн — не обычный случай.