Друзья
Шрифт:
Не сказав ни слова, дед поднялся с пола и выключил телевизор. Комната сразу наполнилась звуком льющего за окном дождя. Где-то, как сумасшедший, звонил оставленный хозяевами на балконе ветряной колокольчик.
— Ну пожалуйста! — Кавабэ аж трясся от нетерпения.
— Я все забыл. — Дед уселся на пол, скрестив ноги.
— Так нельзя, — сказал Кавабэ нехорошим голосом.
— Ну что ты привязался ко мне, а?
— Может быть, все-таки расскажете? — поддержал я Кавабэ. — Мы просто хотим понять, что такое война.
Дед
Это и вправду было страшно.
Отряд, в котором служил дед, отступая с передовой, застрял в джунглях. В начале бегства — а это было именно бегство — отряд насчитывал двадцать пять человек. Они теряли одного за другим. В какой-то момент их осталось восемнадцать. Жара, голод и жажда были невыносимыми. Они продолжали идти, бросая больных в джунглях на волю случая. Так делали и в других отрядах — бродя по джунглям, они несколько раз натыкались на таких же брошенных. Эти люди превращались в трупы еще живыми. В рот и в глаза им заползали черви, но никто не приходил на помощь… Так или иначе, они умирали. Дед и его товарищи, пытаясь обмануть пустой желудок, жевали горькую траву и корешки, заставляли себя идти без остановки все дальше и дальше. Они боялись остановиться.
Останавливались только ночью, чтобы хоть немного поспать, присев — как курица на насест — на толстые, свитые в кольца корни каких-то неведомых деревьев. В джунглях нет места, чтобы спать лежа. Некоторые от усталости и отчаяния выходили на морской берег, чтобы впервые за долгое время вытянуться и поспать по-людски, — большинство из этих так и остались навсегда на берегу, настигнутые вражеской пулей.
— Хорошо, что вы спаслись!
Дед помолчал, а когда взглянул на Ямашту, который произнес эти слова, глаза его были совершенно пустыми, будто он смотрел на постороннего, абсолютно незнакомого ему человека.
— В один из дней, — дед снова заговорил, — мы вышли к маленькой деревушке. В ней было несколько хижин, крытых травой и листьями. И все. Больше ничего не было. Мы ужасно обрадовались тому, что сможем хоть несколько дней передохнуть, поесть нормальную еду и попить нормальную воду. Наверное, если бы мы тогда не набрели на эту деревню, то меня бы и на свете уже не было. Я бы в этих джунглях весь и кончился.
Ветер не утихал. Дождь барабанил по стеклу — как будто требовал, чтобы его впустили в дом после долгой утомительной дороги.
— В деревне было несколько женщин, детей и стариков. Мы их всех убили. И женщин, и стариков… и детей.
— Зачем?
— Если бы мы их оставили в живых, они могли бы выдать нас врагам. И тогда убили бы нас.
— Вы их расстреляли, да? Тра-та-та-та-та! — Кавабэ начал дергать ногой.
— Да, — просто ответил дед.
— А как это, убивать людей? Что чувствуешь? — Глаза у Кавабэ горели, но тут Ямашта ткнул его в бок и сказал тихонько: «Оставь, не надо».
— Одна женщина вдруг побежала. Я бросился за ней. Но я был так слаб, так долго не ел и не пил, что когда споткнулся и упал, то чуть не задохнулся. А она была молодой, легконогой, как олень. Ее длинные, собранные в хвост волосы подпрыгивали, когда она бежала, взлетали и опускались ей на спину. Я видел, как напрягаются мышцы ее ног, как равномерно двигаются ее бедра. Это движение заворожило меня. Я поднялся и побежал за ней, ничего уже не понимая. А голове у меня бухало, как будто бил колокол: дон, дон… Я не помнил, кого и зачем я догоняю, но это меня не останавливало. На бегу я вскинул винтовку и выстрелил… Она упала как подкошенная и так и осталась лежать.
Мы молчали.
Мне показалось, что я слышу, как гулко бьет большой колокол: дон, дон, дон… Но, наверное, это всего лишь завывал ветер.
— Пуля попала ей в спину, прошла насквозь и вышла из груди. Она лежала лицом вниз. Я добрался до нее и осторожно перевернул. И только в этот момент заметил… — дед вдруг замолчал, словно слова застряли у него в горле, — она была беременна.
— У нее должен был родиться ребенок? — шепотом спросил Ямашта.
Дед кивнул.
— Я приложил руку к ее круглому, как туго надутый шар, животу и почувствовал движение там, внутри. Хотя она уже была мертва.
Я не мог разглядеть лица деда, так низко он склонил голову.
— Потом я вернулся в деревню. И мы с товарищами набросились на еду. Мы были спасены. Мы выжили, — он помолчал немного и добавил: — На войне как на войне.
Нога у Кавабэ легонько подергивалась. Ямашта сидел с полуоткрытым ртом и бесцельно вглядывался в ручку стоявшего сбоку от него шкафа.
Интересно, давно он так сидит?
Дед потянулся и достал с одной из полок под телевизором пачку сигарет. Вынув сигарету, он взял спички, лежавшие на блюдце с противокомарными палочками, и прикурил. Я первый раз видел, что он курит. Он затянулся, потом посмотрел на красный огонек на конце сигареты и затушил сигарету в блюдце.
— Наверное, лучше бы вам этого не слышать.
— Нет, почему же, — сказал я, но, похоже, никому от этого не стало лучше. Скорее наоборот.
— Очень хорошо, что вы нам рассказали, — вдруг сказал Кавабэ. — Так лучше, чем не рассказать. Понимаете?
Дед посмотрел на него с удивлением.
— Ну, может быть, и так. — С этими словами он уставился за окно.
Дождь ослаб и продолжал тихонько накрапывать, время от времени судорожно всхлипывая, словно уставший от плача, засыпающий младенец.
9
— Это не жена от деда ушла, а он от нее. И теперь понятно почему.