Друзья
Шрифт:
— Я хотел его стряхнуть, — продолжал Ямашта, — но мне было так страшно, что я не мог даже рукой пошевелить. А потом гроб закрыли крышкой. Забили гвозди — не молотком, а камнем. Тук-тук-тук…
— И что? И это все?! — сказал и Кавабэ и добавил потише: — Что ж такое?
Он еще несколько раз повторил: «И это все? И это все?» Голос у него дрожал, как от обиды.
— Кавабэ, заткнись, — страшным голосом сказал я.
— Той ночью мне приснился сон, — произнес Ямашта и замолчал.
— Сон? Типа, кошмар?
—
— Да.
— Я когда был маленьким, часто с этим тигром боролся. Ну, играл. — Ямашта, наверное, хотел добавить, что и сейчас тоже частенько этим занимается, но передумал. — И во сне я тоже с ним боролся. А потом вдруг вижу, а это и не тигр вовсе, а моя мертвая бабушка.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — заорал не своим голосом Кавабэ. А потом начал смеяться как ненормальный. Ямашта взглянул на него и тут же стал рассказывать дальше, не обращая внимания на смех:
— Ну вот, я не сразу это заметил, потому что она была очень похожа на мягкую игрушку. То есть вообще никак на меня не реагировала. Я ее пихал, дубасил, а она молчит и не говорит ничего. Ни там «больно», ни вообще ни слова. Как вещь. Неодушевленный предмет.
— Неодушевленный…
Ямашта кивнул и тихо сказал:
— Это было очень страшно.
Я слушал Ямашту, обмирая от страха. И хотя в моих комиксах и по телевизору то и дело кто-то кого-то убивает, так страшно, как сейчас, мне еще никогда не было.
— Интересно, что происходит с человеком после смерти? — сказал я. — Он исчезает или…
— Он становится оборотнем или призраком! — поджав губы, заявил Ямашта. — Только вот призрак, он… как бы так сказать… Я раньше всегда думал, что это что-то легкое, невесомое, но на самом деле…
— Что на самом деле?
— Призрак очень тяжелый. Тяжеленный. Как мешок с песком.
Если мертвецы — неодушевленные предметы, как говорит Ямашта, то и призраки, получается, тоже предметы. И у них, как и у любого предмета, есть вес, как, скажем, у соли, или у магнитофона, или у портфеля. «Вот чего бы мне точно не хотелось, — подумал я, — это увидеть стрелку тех весов, на которые взгромоздился призрак». Если призраки ко всему еще и увесистые, то тогда спастись от них вообще практически невозможно.
— Я вот думаю, все-таки хорошо, что мне пришлось поехать на похороны. — Ямашта ковырнул носком кроссовки землю.
И тут вдруг Кавабэ взгромоздился на скамейку и встал в гордую позу, уперев руки в бока. Тетенька с соседней себе покрепче хозяйственную сумку и приготовилась дать отпор, если мы вдруг решим ее атаковать. Кавабэ дико захохотал и крикнул:
— Я — бессмертен!
Прошло несколько дней. Мы вели обычную школьную жизнь и к разговору о бабушке Ямашты больше не возвращались. Сам Ямашта окончательно пришел в себя, да и Кавабэ вроде бы тоже после той выходки на автобусной остановке как-то успокоился. Даже говорить стал меньше, чем обычно. О похоронах он, казалось, совсем забыл.
Но это только казалось. В тот день, когда он явился в школу в новых очках, произошло вот что. После уроков он вызвал меня и Ямашту на автостоянку возле своего дома — сказал, важный разговор.
— Что еще за важный разговор? — У меня появилось дурное предчувствие. Кавабэ был вне себя от возбуждения.
— Слушайте, это, как его… Если от автобусной остановки пройти немного вглубь, там есть дом учителя каллиграфии, знаете?
— Ну да. Это где дом Кисимото, что ли?
В том районе очень много старых домов, о которых даже очень вежливый человек вряд ли сумел бы сказать что-то хорошее. Такие деревянные хиленькие лачуги.
— Во втором доме от него живет одинокий дед. — После этих слов Кавабэ с надеждой взглянул сначала на меня, потом на Ямашту. Ямашта за все это время ничего не сказал — видно, дурное предчувствие появилось не только у меня одного.
— Ну и? — спросил я наконец.
— Чего ты нуикаешь? Не «ну и», а моя мама разговаривала с соседкой, а я все слышал. Соседка сказала, что дед этот того и гляди помрет.
Я не знал, что на это сказать.
— Кияма, ты ведь никогда не видел мертвеца.
Я промямлил что-то невразумительное. Кавабэ, не обращая на это никакого внимания, продолжал:
— И я не видел. Понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Сейчас объясню. — Глаза у него сверкнули. Мне это совсем не понравилось.
— Если одинокий дед в один прекрасный день умрет, что будет дальше? — победно спросил Кавабэ.
— В каком смысле «что будет»? Ничего не будет. Умрет себе и…
А правда, что будет? Друзей у него нет. Родных тоже нет. Никто не услышит его последних предсмертных слов… Вылетев из его рта, они покружат немного по комнате и исчезнут без следа. Как будто он вообще ничего не сказал. «Не хочу умирать», «тяжело на сердце», «больно», «грустно», «я был так счастлив» — все эти слова и другие, которые он мог бы сказать, так и останутся неуслышанными.
— Короче, это нужно узнать!
— Что узнать?
— Что будет, когда этот дед умрет там… один-одинешенек.
— Ну и кто будет это узнавать?
— Конечно, мы! Неясно, что ли?
— Я пошел домой!!! — вдруг заорал Ямашта. Но Кавабэ крепко в него вцепился и не отпускал. Откуда только силы взялись.
— Если ты с нами не пойдешь, у нас ничего не выйдет. Ты ведь единственный, кто видел мертвого человека.
— Не пойду, не пойду, не пойду! Отпусти!
— Да ладно тебе. Увидишь, мы быстренько этого деда найдем. Но вот проверить, умирает он уже или нет, никто, кроме тебя, Ямашта-кун, не сможет. Ты лучше нас всех в этом разбираешься.