Дублин
Шрифт:
– Англичане не просто протестанты. Они превращаются в пуритан, – заявил Мартин. – Ты не можешь там учиться.
Но разве у них был выбор? В Ирландии всегда не хватало собственных университетов, но в недавнее время появилось новое учебное заведение – Тринити-колледж, его основали в Дублине, чтобы восполнить такую недостачу. Однако вскоре стало ясно, что Тринити-колледж предназначен в основном для новых английских протестантов, а потому католики, естественно, держались от него в стороне. И в таком случае оставались лишь семинарии и колледжи в континентальной Европе. И как многие другие джентльмены вроде него, Мартин Уолш отправил сына на континент – в Испанию, в Саламанку. И там, слава Богу, думал Лоуренс, он увидел совсем другой мир.
Когда могущественная Католическая церковь была вынуждена столкнуться с протестантской Реформацией, кое-кто воспринял это с яростью, но чаще храбрые и благочестивые католики смотрели на все иначе.
– Протестанты правы, – соглашались они, – когда говорят, что в Католической церкви слишком много продажности и суеверий. Но это не причина, чтобы разрушать тысячелетнюю духовную традицию. Мы должны очистить и обновить Святую церковь, и тогда вера воссияет новым ярким светом. И это священное пламя нужно будет защищать. Мы должны подготовиться к борьбе с врагами за нашу Церковь.
В результате родилось движение, известное как Контрреформация. Католическая вера – чистая, неиспорченная, простая, но сильная – намеревалась сопротивляться. Лучшие мужчины и женщины были готовы к битве. И где же Церковь могла найти рекрутов для этой великой цели? Конечно же там, где обучались лучшие молодые люди. В семинариях и церковных школах.
Лоуренс любил Саламанку. Он жил в Ирландском колледже и посещал университет, где был интересный и разнообразный курс обучения.
А в начале третьего года его пригласил к себе проректор и спокойно поинтересовался, чувствует ли Лоуренс в себе призыв к религиозной жизни.
– Мы с вашими преподавателями сошлись на том, что вам следует продолжать учебу и серьезно заняться богословием. Вообще-то, мы думаем, что у вас есть все необходимые качества для того, чтобы стать иезуитом.
Вступить в орден иезуитов – это была воистину великая честь. Члены этого ордена, основанного всего семьдесят лет назад Игнатием Лойолой, сразу стали элитой Церкви. Учителя, миссионеры, руководители… Их задача состояла не в том, чтобы удаляться от мира, а наоборот, взаимодействовать с ним. И если Контрреформация собирала армию солдат Христовых, то иезуиты были ее авангардом. Для этого требовалось все: ум, сильный характер, мирские умения. И Лоуренсу казалось, что с тех самых пор, как его семья впервые обрела силу веры в Ирландии четыре столетия назад, все готовило его к этой роли.
– Возможно, – сказал ему проректор, – наше предназначение – разжечь в Ирландии еще более яркое и чистое пламя, чем то, что горело там всегда.
И Лоуренса более чем удивило то, что отец не обрадовался этой новости.
– Я надеялся, у тебя будут сыновья, – пожаловался он.
И хотя Лоуренс вполне его понял, тем не менее такой подход показался ему недостойным.
– Ты все такой же милый, – грустно заметил как-то его отец, – но я чувствую, между нами что-то встало.
– Не знаю, о чем ты, – с искренним удивлением ответил Лоуренс.
– Эти вспышки в твоих глазах. Ты больше не один из нас. Ты мог бы быть французом или испанцем.
– Мы все принадлежим к Вселенской церкви, – напомнил ему Лоуренс.
– Да, знаю… – Мартин Уолш невесело улыбнулся. – Но отцу трудно быть судимым собственным сыном.
Отчасти такая жалоба была справедливой. Этого Лоуренс отрицать не мог. Но подобная проблема возникла не только в его семье. Лоуренс знал и других молодых людей, которые, вернувшись из семинарий, обнаруживали, что в беззаботной вере их родных недостает серьезности и точности. Он понимал своего отца и сочувствовал ему, но изменить ничего не мог.
Вот почему история со Смитом и сестрой, как казалось Лоуренсу, была потенциально очень серьезной. Какое влияние может оказать такой союз на его семью? Лоуренс пытался припомнить что-нибудь, что он слышал о тех людях. Вроде бы там было двое сыновей. И один не сумел закончить обучение.
Но куда более важным был вопрос их веры. Крепки ли они в своих убеждениях? Склонны ли они к уступкам? Если бы только Лоуренс чувствовал уверенность в твердости отца в этом вопросе, но уверенности Лоуренс не ощущал.
Но даже и в таком случае было немного бестактно с его стороны сказать теперь отцу:
– Надеюсь, нам не грозит вероятность того, что этот Смит станет еретиком, как твой кузен Дойл.
Едва произнеся это, Лоуренс понял, что следовало выразиться как-то иначе. Его слова прозвучали почти как обвинение, как будто Дойл и Мартин были настолько близки, что Мартин каким-то образом нес за него ответственность и ничего не предпринял. Лоуренс увидел, как отец поморщился.
– Я уже говорил тебе, Лоуренс, что ничего подобного нет. Возвращайтесь в Испанию, сэр, и посвятите себя учебе.
И уж совсем непростительным было то, что в момент гнева Лоуренс сказал:
– А ты можешь быть уверен, отец, что я добьюсь расследования.
Он произнес эти слова тихо, чтобы их не услышали Орландо и Энн. Однако смысл слов был предельно ясен: отцу более нельзя доверять. И отцовский авторитет Мартина пошатнулся.
О чем они там говорят? Энн прислушивалась, но не могла разобрать. Выглядели оба сердитыми. Может, узнали, что она их обманывала? Но Энн не хотела никакого обмана. Совсем не хотела. Просто она влюбилась. Но и этого она тоже не хотела. А потом вдруг стало слишком поздно.
Когда Энн впервые встретила Патрика, ее мать была жива. Два года назад. Они поехали на праздник на равнине Керраг. Сюда со всех концов страны съехались и англичане, и ирландцы. Энн немного послушала волынки, пока родители смотрели лошадиные бега, а потом решила прогуляться по большой лужайке и тут заметила неподалеку молодых людей из Уиклоу, которые затеяли игру в хёрлинг. И хотя это была ирландская игра, несколько юношей из Дублина составили свою команду. Игра была жаркой, и парни из Уиклоу легко выигрывали, однако перед самым концом двое дублинцев дерзко прорвались вперед, и младший из них сравнял счет. Через мгновение игра закончилась, и Энн собралась уже уйти, как увидела, что те двое юношей из Дублина идут в ее сторону. Сама не понимая, что делает, Энн подождала, пока они не подойдут ближе. Оба широко улыбались, как мальчишки.