Дуэль сердец
Шрифт:
Ланс отнес ее в комнату, со вкусом обставленную, с изящной деревянной обшивкой, устланную плотным ковром. Комната была нагрета солнцем и выглядела приветливо, что, конечно, должно было улучшить настроение Гейл.
Сэр Бонар, ее бабушка и пастор находились в комнате. Взволнованный священник — маленький сухощавый человек — поднялся со стула, наблюдая, как Ланс аккуратно усаживает Гейл на роскошный диван.
Учитывая болезненное состояние Гейл, венчание прошло по сокращенному чину. Рядом с невестой жених казался великаном, пышущим здоровьем. Она сидела всю службу бледным маленьким призраком и была безразлична ко всем радостям жизни. От талии и ниже она не ощущала своего тела, и эта нечувствительность, казалось, охватывала ее мозг и мысли.
Бабушка вытирала слезы. Она, очевидно, была взволнована бракосочетанием своей любимой внучки. Выглядело оно романтично: неземная внешность Гейл, муж, который будет любить и лелеять ее, ведь она заслужила эту любовь страданием. Девушка не выглядит очень счастливой, но это пройдет. Она еще не оправилась после аварии и трагической смерти отца. Он был бы восхищен происходящим. Слезы снова выступили на глазах Полли Пемблтон при мысли о сыне. Его трагический конец стал ужасным ударом, и вряд ли она когда-нибудь оправится от него. Единственным утешением было то, что Морис ушел с женщиной, которую любил. Он так долго был одинок!
После церемонии устроили маленький свадебный пир в столовой. Тост произнес сэр Бонар — приличествующие случаю слова. Миссис Пемблтон всем своим видом выражала одобрение, и Ланс был в хорошем расположении духа.
Позже Ланс отнес Гейл в ее собственные комнаты, специально подготовленные для перемещения по ним в инвалидном кресле. К тому времени она была сильно утомлена, и он положил ее на кровать. Непривычно долгое сидение вызвало пульсирующую боль в спине. Потребовалось все напряжение сил, чтобы отогнать болезненное оцепенение, которое начало охватывать ее. Гейл закрыла глаза и снова их открыла, когда Ланс нажал звонок у ее кровати, чтобы вызвать медсестру. Та незамедлительно явилась — спокойная и проворная, в темно-синей форменной одежде с белой отделкой.
Медсестра Рассел была приятной рыжеволосой тридцатилетней женщиной. Гейл, поймав прямой взгляд ее голубых глаз, решила, что с ней будет вполне сносно.
Ланс с очаровательной улыбкой представил их друг другу.
— Надеюсь, вы подружитесь, — заключил он. — Но я должен заметить вам, сестра, что, надеюсь, ваше пребывание с нами не будет длительным. Я хочу видеть свою жену здоровой как можно скорее.
Гейл отвела глаза от его наполовину шутливой, наполовину серьезной улыбки. Он желает этого так же отчаянно, как она сама, стремясь как можно скорее положить конец их так называемому браку.
Усталость уносила ее на своих волнах. Она почувствовала, как Ланс склонился над нею и, слегка приподняв ее, влил глоток бренди, которое он поднес к ее губам. Это вызвало у Гейл кашель, но теплая струйка внутри нее прогнала слабость и вернула цвет щекам.
В комнату вошла бабушка, все еще растроганная знаменательным событием этого дня. Ланс быстро поцеловал в макушку свою жену и вышел, оставив ее с двумя женщинами.
На следующее утро Гейл проснулась и принялась осматривать очаровательно обставленную комнату. Все вокруг было белым — от пушистого ковра, широкой кровати с гобеленовой обивкой, туалетного столика и столика для кофе до обитых шелком стен, занавесок и абажуров, принадлежащих к одному стилю. Прозрачные тюлевые занавески закрывали два высоких окна и балкон, смотрящие в сад. Белый цвет приятно контрастировал с бежевым шезлонгом, подушками цвета карамели, кофейными и оранжевыми букетами цветов в шоколадно-коричневых вазах и сверкающей оттенками осени живописью на стенах. Там было все, что могло сделать жизнь лишенного движения человека комфортнее: от стопки глянцевых журналов до проигрывателя с самыми модными дискам.
Но Гейл ничто не радовало. Единственным чувством, которое еще теплилось в ее наполовину обездвиженном организме, было желание одиночества и покоя, которое усилилось, когда она вспомнила, что этим утром бабушка уезжает в Танжер.
Гейл сидела в кровати и размышляла о том, как она, стесненная в движении, проживет сегодняшний день, и даже думать боялась, каким будет целый год под крышей Ланса.
Как бы отвечая на мысли Гейл о своей будущей жизни в ее спальню вошел Ланс. На нем были шикарный синий в полоску костюм, светлая шелковая рубашка и галстук. Вместе с Лансом в комнату ворвался аромат утреннего воздуха. Жизненная энергия этого человека, так и бившая ключом и противоречащая настроению Гейл, вызвала у нее стойкое нежелание общаться с ним.
Он остановился, сверху взирая на ее маленькое лицо с синими кругами под глазами. Этим утром у Гейл появился слабый розовый румянец на щеках, и это не ускользнуло от его внимания.
— У вас улучшился цвет лица, — сказал он. — Очевидно, выспались?
— Да, благодарю, — ответила она, заметив в его руке письма.
Он бросил их на кровать.
— Полагаю, это от Тэдди и Дороти, — прокомментировал он без особых эмоций.
Гейл осмотрела конверты — они были аккуратно разрезаны. Она бросила на него растерянный взгляд.
Брови Ланса насмешливо вздернулись.
— Да, я открыл их для вас. Я не читал, — лениво проговорил он и достал портсигар из кармана. — Сигарету? — Не ожидая ответа, он зажег одну и вложил в ее губы. Затем закурил, усевшись на стул около кровати. Маленькая куколка, подаренная Гейл сестрой в больнице, привлекла его внимание, немедля он протянул свою длинную руку, взял ее и начал рассматривать с некоторым интересом.
Гейл, чувствуя себя неловко в его присутствии, затянулась сигаретой и, читая письма, постаралась забыть о нем. Первое письмо принадлежало Тэдди. Гейл ощутила себя виноватой, потому что так мало думала о нем все это время. Теперь она вспомнила тепло его ладони, сжимавшей ее руку, когда они гуляли по холмам. Пиджак Тэдди был небрежно переброшен через плечо, они вдвоем пели веселую песню моряков, излучающую счастье жизни, что можно понять только в молодости, когда живешь одним днем. Теперь для нее на свете не существовало ничего, для чего хотелось бы жить.
Гейл почувствовала на себе прищуренный пристальный взгляд Ланса. Она стряхнула пепел с сигареты.
— Бабушка благополучно улетела? — спросила она безразлично.
— Да. Миссис Пемблтон волновалась о вас. Она просила еще раз поцеловать вас на прощание и надеется, что вы скоро снова встанете на ноги.
— Такое возможно? — спросила она жестко. — Не очень-то это походит на правду. Я не думаю, что когда-нибудь смогу снова ходить.
— Не сомневаюсь, вы встанете на ноги, — заверил он и, вновь сощурив глаза, взглянул на нее сквозь облако дыма. — Сегодня приедет специалист, который осмотрит вас. Если его диагноз совпадет с более ранними заключениями врачей, мы начнем интенсивное лечение. Начнете с упражнений. Вы хоть и хрупкая на вид, но энергии хоть отбавляй. — Ланс улыбнулся, сверкнув зубами. — Отлично помню, какой резвой и шустрой вы были.
Гейл сидела молча. Ей хотелось, чтобы он ушел и не вспоминал прошлое. Мысли о нем были столь же болезненны, как разговоры о ее пустом будущем. Но Ланс, казалось, ничего не замечал. Он сидел спокойный и далекий от понимания того, что с ней происходит, поэтому она не утерпела выразить вслух негодование против него.
— Я отказываюсь видеть вашего чудо-специалиста, — сказала она, сверкая глазами. — Меня все время осматривали и исследовали, как породистую собаку перед выставкой. И я хочу сказать — вы не все продумали. Раз вы женились на мне, так уж расхлебывайте неприятности. Вы должны стараться облегчить мне жизнь. Вы же делаете наоборот.