Дуэль в истории России
Шрифт:
Зато армейские офицеры не изменяют старой доброй дуэли. Среди российского воинства дуэли процветают. При благожелательном отношении императора начинают выходить один за другим дуэльные кодексы. Генералы с увлечением составляют и описывают пособия для ведения дел чести в офицерской среде.
Император Александр III.
Прошло семь лет. Александр III мирно скончался в своей любимой Гатчине. Спустя некоторое время генерал-майор генерального штаба Микулин выпустил увесистый том «Бесед с офицерами», касающийся тем чести и поединков, детализирующий тонкости обид и оскорблений, подробно описывающий правила поведения офицеров,
Дуэльные кодексы.
На титуле стояло посвящение царю, успевшему разрешить перед своей кончиной дуэли в армии:
«СВЯЩЕННОЙ ПАМЯТИ ВЪ БОЗЕ ПОЧИВАЮЩАГО ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III, САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО,
Всемилостивейше даровавшего Русской армии и флоту Законъ 13 мая 1894 года о разбирательстве ссоръ, случающихся в офицерской среде.
Свой усердный труд с глубочайшим благоговением посвящает автор».
Пример из наиболее известных поединков: генерал-майор Фок дрался на дуэли с генералом Смирновым. Впоследствии оба генерала отличились храбростью при защите Порт-Артура. Старшим посредником на их поединке был генерал-майор А. А. Киреев, не просто знаток дуэльных тонкостей, но и знаменитый автор книг и статей об офицерских дуэлях.
Итак, в 1894 году на престол вступил Николай, 26-летний сын почившего в Бозе императора Александра III. Жизнь поначалу продолжалась размеренно и степенно. Казалось, Россия еще дремала. Но впереди были японская война, революционный бунт 1905 года, мировая война, потом еще две революции, одна за другой. А вслед за этим падение страны в историческую пропасть. Но не забудем также, что в самом конце XIX столетия начинался тот замечательный и недолгий период взлета русской культуры, который получил название Серебряного века.
Андрей Белый и Александр Блок были среди его главных героев.
Описывать многочисленные дуэльные стычки среди офицеров, видимо, нет особой необходимости. Поединки такого рода нашли замечательное освещение на страницах книг Чехова, Куприна и других писателей того времени. А вот отношения Белого и Блока, хотя и не дошли, к счастью, до стрельбы у дуэльного рубежа, представляют немалый интерес.
Любовь Дмитриевна Менделеева, дочь великого химика, была красивой и сильной женщиной. Оба поэта, к тому времени уже тесно дружившие, влюбились в нее. Александр опередил Андрея
Император Николай II.
(точнее, Бориса, ибо в жизни друзья и близкие называли Андрея Белого его натуральным именем) и женился на Любови Дмитриевне. В самом начале лета 1905 года в селе Шахматове у молодоженов гостил Андрей Белый. Уезжая от них в июне, он оставил Любови Дмитриевне письмо, в котором признавался в глубокой любви. Любовь Дмитриевна ответила теплым письмом:
«Я рада, что Вы меня любите; когда читала Ваше письмо, было так тепло и серьезно. Любите меня — это хорошо; это одно я могу Вам сказать теперь… Я не покину Вас, часто буду думать о Вас и призывать для Вас всей моей силой тихие закаты».
В этих строках не было ни лжи, ни лукавства, и в августе того же лета она писала:
«Я Вас не забываю и очень хочу, как и все мы, чтобы Вы приехали этой осенью в Петербург».
Белый приехал и написал впоследствии об этом так: «Остановился я на углу Караванной [38] , оттуда писал Блоку: жду его видеть у Палкина [39] ; после ссоры с Александрой Андреевной [40] и письма к Л. Д. не хотелось ехать к Блокам; долго сидел я в переосвещенном зале, средь столиков, над которыми, бренча мандолинами, передергивала корпусами, затянутыми в атлас, капелла красных, усатых неаполитанцев; и вижу: студент с высоко закинутой головой нащупывает кого-то
38
Белый имеет в виду знаменитые меблированные комнаты «Бель-Вю» на Невском проспекте
39
Утром 1 декабря 1905 года Белый отправил Блоку записку: «Непременно буду ждать сегодня пить чай в ресторане Палкина в 8 часов (На Невском. Буду в главном зале)».
40
Мать А. А. Блока.
Любовь Дмитриевна Менделеева.
Перед ним — похудевшая, в черном платье Л, Д. пробирается нервной походкой; оба издалека обласкали улыбкой; в протянутой руке Саши прочел: «Объяснение — факт приезда!»
Мы сели за столик, конфузясь друг друга, как дети, которым досталось; и стало смешно:
Саша с юмором воспроизвел «сцены» в Шахматове со взрывом «испанских страстей»;
Л. Д. улыбнулась: «Довольно играть в разбойников».
Но на самом деле узел только затягивался. Белый с присущей ему внутренней горячностью описал эту историю, присвоив даме, в которую был влюблен, загадочный псевдоним Щ.:
«Была в Петербурге дама; назову ее Щ.; мне казалось, мы любили друг друга; часто встречались; она уговаривала меня переехать; я ж был уверен: ее любит и Блок; перед Щ. стояла дилемма: «Который из двух?» Я хотел сказать Блоку, что может он меня уничтожить; он может просить, чтоб убрался с пути; коли нет, то настанет момент (и он близок), когда уже я буду требовать от него, чтобы он не мешал.
Вот с чем ехал.
Объясненья поэта, открывшие мне роковой Петербург, означали одно: «Боря, — я устранился»; я этот жест принял как жертву…
Зинаида Гиппиус — моя конфидентка в те дни — мне внушает доверие, прибирая этим к рукам; она укрепляет во мне убеждение, что я — для Щ. и что Щ. — для меня…»
Зинаида Гиппиус не просто следила за отношениями Белого и Л. Д., она их активно организовывала на протяжении нескольких лет. Вот что писала она Л. Д. Блок в декабре 1906 года:
«Я думаю (и давно-давно думала, все время все знала, с тех пор как видела близко ваши глаза), — что вы никогда не сможете сказать себе, понять в себе, любите ли вы Борю или нет, — пока или «да» или «нет» не воплотятся реально. То есть пока вы же не воплотите того или другого, по вере, честной, в «да» или «нет»… У меня точно две правды — две любви боролись в душе.
Андрей Белый.
И я чувствовала, что хочу обе, а они ели одна другую. Если не было у вас этого, — значит я не угадываю еще вас… поймите: мы никогда никакой истинной любви не изменяем; мы лишь часто не узнаем ее природы, ее цвета и пытаемся втиснуть ее не туда, где для нее святое место, а на чужое, на другую любовь, — и тогда одна из них выедает другую, и мы бедны, мы во лжи. Если бы поверили в свою любовь к Боре и дали ей ее несомненное место в вашей душе — вы сохранили бы обе полностью и святостью. Только тогда. Нам часто кажется, что мы новой любви отдаем все без остатка, когда говорим ей реальное «да», совершаем поступки, как бы жизнь отдаем, и тем «изменяем» прежнему. Это неправда. Истинное, нужное в прежнем, — бессмертно. Мы лишь в данный момент оборачиваем весь свет на эту, новую, сторону души, все внимание потому что ведь тут рождается. Не убивайте ничего, что хочет родиться, еще воплотиться. Вот убивая новое — легко убить и старое. А всякая причиненная смерть — приносит смерть и тому, кто ее совершает, рано или поздно, так или иначе… Я так верю в вас, что Боре говорю всегда одно: чтобы он ехал к вам, ясный и сильный, и с последней простотой спросил бы вас о вашей вере: верите ли, что любите его, да, — или верите, что не любите, нет. Будьте с ним как с равным. Не жалейте его, — но и себя не жалейте».