Дуэльная ситуация. Еврейский детектив
Шрифт:
Дуэльная ситуация
Еврейский детектив
ПРЕДИСЛОВИЕ
Одна из успешно решенных советской властью задач — разрушение еврейской общины. Появилось множество евреев, не живших еврейской жизнью и понятия о ней не имевших. Если русские, даже члены партии, потихоньку крестили своих детей и посещали церковь на Пасху, то евреи, партийные и беспартийные, своих обрядов не проводили никогда. Знали они только русский язык, интересовались только интернациональной культурой и, если бы не антисемитизм, обрусели бы совершенно. А так оставшееся еврейское самосознание эти люди тешили, подсчитывая евреев в списках Сталинских, Ленинских и Государственных премий и рассказывая анекдоты о том, как евреев не берут на работу, а еврейскую молодежь не принимают в институты.
Современные российские евреи, потомки советских евреев, к
Когда пишут про евреев, исследователи обязательно приводят число новых синагог и другие подобные сведения, полагая, что это хорошо для евреев, а антисемиты говорят о тайном еврейском правительстве, в котором каждый еврей чуть ли не министр, минимум агент и действует по заданию мирового еврейства, убеждая всех, что нашли причину всех зол.
К тем людям, о которых я пишу в этой книге, все это не относится. В синагогу они не ходят, а с мировым закулисьем никак не связаны. Они — обычные жители русских городов, выполняющие в силу своих способностей, сил и обстоятельств свою работу. Некоторые достигли профессиональных вершин, у некоторых карьера не сложилась. И в семейной жизни, и в душевных склонностях, и в остальном у них так же, как у всех. Но что-то общее у этих людей все же есть. Книга написана об этих людях.
Бывают такие происшествия в жизни, о которых всем интересно узнать. Равномерный ход событий нарушается, необычные события следуют одно за другим, обычные люди ведут себя необычно. О таком происшествии я рассказываю в этой книге, а так как многие герои повествования — евреи, то книга имеет подзаголовок «Еврейский детектив».
Глава 1.
«ДЕЛО ПЕРЕЛЬМУТЕРА»
ДОРОГА
Я стоял в цепочке автомобилей и ждал «зеленую стрелку» налево, чтобы свернуть со Старой Московской Дороги на Чернышевское шоссе. На первую «стрелку», наверное, не успею, а уж вторая — моя. Здесь, в деревне Жилкино всегда нужно постоять, особенно тяжко стало года три назад, ждали поворота по двадцать минут. А потом построили новую дорогу, слегка в объезд, мимо Жилкино, но без «пробок», и все стали ездить там, а я привычно ездил по старой дороге. Я в Чернышев довольно часто езжу с женой, она родилась и выросла в этом городе в период его расцвета. А теперь я ехал по службе. Когда бы мы ни стояли перед этим светофором, жена обязательно говорила мне: «На кладбище, около синей церкви, похоронен актер Олег Борисенко», и называла фильмы, в которых он снимался. Теперь жены рядом не было, и я это сказал себе сам мысленно.
Меня зовут Роман Борисович Шваркевич, мне уже сорок пять лет, я служу в Следственном комитете следователем по особо важным делам, полковник юстиции, а в прокуратуре был старшим советником юстиции, но погоны были такие же, как у полковника. Я всегда хотел быть сыщиком. В девятом классе решил, что буду поступать в МГУ на юридический факультет. Тогда все факультеты назывались просто. Друг моих родителей, в честь которого меня назвали Романом, приехал к нам с бутылкой коньяку, засел с отцом на кухне и стал его уговаривать не пускать меня на юрфак. Сначала они говорили тихо, разговор не предназначался для моих ушей. Потом начали орать, и я услышал вопль дяди Ромы: «Его все равно не примут, а психику твоего сына эта неудача травмирует на всю жизнь! Не будь кретином, пожалей ребенка, мало ли чего он хочет!» Но родители не стали «меня жалеть» и в десятом, последнем тогда классе, взяли мне репетиторов из МГУ «по истории» и «по сочинению», хотели взять еще и «по английскому». Мне стыдно было тратить родительские деньги, я мямлил, что хватит мне одной истории. Сошлись на двух репетиторах. Я занимался упорно весь год. В мае отцу позвонил «историк» и сказал, что нужно встретиться. Впустив отца в свою профессорскую квартиру, «историк» закрыл окна, вынул телефонный шнур из розетки. Затем, оглядев потолок и стены, как будто в поисках «жучков», репетитор сказал: «Парень сильный. Экзамены может сдать очень хорошо. Но его все равно не примут с «пятой графой». Нужно «дать», я знаю кому». Родители мои посовещались между собой, сначала прикидывали, что бы такое продать, чтобы набрать денег на взятку, а потом решили «не давать». Экзамены я сдал, на последнем экзамене по истории меня спрашивали весьма придирчиво, потом экзаменатор сказал: «Я вам ставлю «четверку». К сожалению, вы пройдете».
Узнав по телефону о моем поступлении репетитор-«историк» промолвил равнодушно: «Ну, слава богу!» А дядя Рома приехал к нам с бутылкой коньяку, сидел теперь уже с папой и с мамой за столом в большой комнате. Сначала выпили за мой успех, а потом дядя Рома провозгласил: «Выпьем за то, что вроде что-то начинает меняться!»
Первые полтора-два года все студенты учились очень интенсивно, старались, чтобы не вышибли. На третьем курсе стали осматриваться. Тут мои мечты о работе следователя отошли на задний план. Никто не собирался работать ни в милиции, ни в прокуратуре. Все хотели деньги зарабатывать, заниматься миллионными сделками, покупать и продавать фабрики, заводы, рудники и скважины. В крайнем случае хотели стать нотариусами. Ну, и я вместе со всеми…
Незадолго до окончания мной университета к декану юрфака пришел знакомый ему прокурор из Московской прокуратуры и попросил подобрать хорошего способного парня для работы следователем. Декан выразил сомнение, сказал, что согласятся только нехорошие и неспособные. «Плотим мы, конечно, мало», — этими словами прокурор дал понять, что разделяет сомнение декана, но просит помочь. Декану понравилось слово «плотим», и они вдвоем стали смотреть списки студентов-выпускников. Прокурор ткнул пальцем в мою фамилию: «Вот Шваркевич Роман, белорус, они — тщательные!» Он имел в виду «старательные». Декан ничего объяснять не стал и поручил секретарше найти меня по расписанию и вызвать в деканат для беседы. Прокурор простился и вышел, за ним выбежала секретарша. Догнала его в коридоре и сказала: «Товарищ прокурор, Шваркевич — не белорус, а обыкновенный еврей!» «А… Вы в деканате работаете секретарем? — сам себе напомнил прокурор. — Хорошо, я скажу декану, что некоторые его сотрудники еще не перестроились, пусть проведет с вами воспитательную работу». Секретарша испугалась, что-то пискнула в ответ и поплелась обратно в деканат.
После разговора с деканом, потом с прокурором в прокуратуре на меня нашло умопомешательство — мне предлагают быть сыщиком в Москве! Ура! И хоть мой «здравый смысл» говорил скрипучим голосом: «Ты что?! Одумайся! А жить на что? Взятки брать ты не будешь, а зарплата маленькая», я не прислушался к «здравому смыслу», а пошел «по зову сердца», как настоящий комсомолец, которым мне удалось немножко побыть.
В прокуратуре я оказался среди молодежи единственным москвичом и единственным «русским», или, скажем, говорящим по-русски без акцента. Остальные молодые сотрудники родились и научились говорить на Кавказе. Потом, через два года после меня в прокуратуру пришел еще один молодой «русский» москвич — Ринат Шамшутдинов. При этом все наши старшие товарищи были родом из разных областей Европейской части России, но не из Москвы и Питера, а из Рязанской, Саратовской, Владимирской областей, из Ставропольского и Краснодарского краев. К обилию молодых сотрудников-армян они относились спокойно, как к неизбежному явлению в условиях «перестройки», я же вызывал у старших товарищей некоторую настороженность. Один младший советник юстиции особенно внимательно на меня смотрел, потом как-то спросил: «А ты кто по национальности?» Я ответил.
«Что, и в паспорте написано «еврей»?» — уточнил советник. «В паспортах сейчас национальность не пишут», — ответил я юристу с высшим образованием. «Ну, а у родителей, что было написано, или в твоем свидетельстве о рождении?» — с некоторым даже раздражением уточнил свой вопрос советник.
«Отец — еврей, мать — еврейка». «Так и было написано?! — поразился советник. — Но ты понимаешь, что ты лишил себя всех высших чинов?!» Тут я перестал понимать, что он от меня хочет, просто смотрел на него, ничего не отвечая. «Ну, ладно, — сказал он. — Иди работай, потом поговорим». Года через три он снова спросил меня: «Скажи, Роман, а китайцы твоей национальности бывают?» Я был уже юристом второго класса, считался хорошим сотрудником и привык и к месту службы, и к людям. Поэтому я не напрягся от его глупой речи, как в первый раз, и ответил вопросом на вопрос: «А твоей национальности китайцы бывают?» Он уверенно ответил: «Нет!» — а я сказал: «И моей — нет!» Почему-то этот разговор запомнился, я порылся в Интернете и узнал, что мы оба ошибались. Оказывается, давным-давно группа евреев приехала в Китай, представилась мандарину, понравилась ему и осталась жить в Поднебесной, при этом все евреи получили китайские имена для удобства общения. Так что вопрос советника был не такой уж и глупый. А сто лет назад просвещенный король Сиама Рама V получил от своего друга русского царя Николая II подарок — отряд из двухсот русских гвардейцев для охраны королевского дворца. Командировка гвардейцев кончилась в 1920-м году, они побоялись возвращаться в Советскую Россию и попросили у короля разрешения остаться в Таиланде. Король согласился, выделил им деревню на севере страны, где они и зажили. Охрана королевского дворца в Бангкоке до сих пор носит форму по образцу русской гвардейской формы начала двадцатого века. Так что и китайцы моей национальности, и китайцы (индокитайцы) национальности младшего советника юстиции бывают. Но в наше время они уже не походят на своих далеких предков, перемешались с местным населением. Впрочем, может быть, это и байки.
Через пять лет службы следователем мне предложили стать прокурором в Чернышеве, в котором я никогда не был. Наш прокурор сказал: «Съезди, по- смотри. А потом соглашайся, надо расти, а без этого — никак. Через пять лет, не больше, вернем тебя сюда, есть соображения, как тебя использовать… Только не вляпайся ни во что!»
Служба в Чернышеве дала мне жену и бесценный опыт взаимодействия с местной властью. Четыре года я пробыл самым молодым прокурором Московский области, а потом был переведен в Москву и стал старшим следователем, а потом следователем по особо важным делам сначала в прокуратуре, потом в Следственном комитете.