Дуэльная ситуация. Еврейский детектив
Шрифт:
Я повернул наконец «на стрелку» налево и поехал по Чернышевскому шоссе. Теперь недалеко, почти приехал.
ДУЭЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ
Я затребовал справку на Перельмутера. Мне быстренько подготовили бесполезную бумагу «родился — учился — женился — не судился — кандидат наук — лауреат Госпремии — главный конструктор». Я пошел к экспертам и попросил по-хорошему помочь мне разобраться в ситуации, чтобы я почувствовал, мог этот человек крупно провороваться, создать преступную группу или нет и были ли у него условия воровать.
Эксперты «прониклись» моей заботой, и вот что я узнал.
Потом, в 60-е, 70-е и 80-е годы ХХ века самолеты-противники перестали близко подлетать один к другому, а поймав отраженный от чужого самолета радиосигнал, стреляли ракетой с головкой самонаведения. Аппаратура на ракете вычисляла по этому сигналу, где находится самолет противника, какова его скорость, и ракета «сама» управляла своим полетом так, чтобы лететь в то место, в котором окажется самолет в момент роковой встречи, в «упрежденную точку». По статистике потерь в локальных войнах этого периода ракеты класса «воздух–воздух» с радиоголовками самонаведения были самым эффективным оружием воздушного боя, более эффективным, чем бортовые пушки, пулеметы и зенитная артиллерия.
Чтобы самолет противника отражал радиоволны, его надо было этими радиоволнами облучить. Излучал радиоволны собственный самолет, пустивший ракету. Требовалось, чтобы самолет облучал противника, «подсвечивал» ракете до самого момента поражения. Из-за этого летчик рисковал, потому что был ограничен в маневре, не мог «удрать», пустив ракету. Без «подсветки» ракета полетела бы, неизвестно куда. Поэтому такое ракетное оружие считалось «негуманным».
«Ха-ха! Негуманное оружие!» Я, хоть и прослужил четыре года в авиационном городе Чернышеве, ни о чем об этом не имел понятия и читал справку с увлечением, как в детстве читал книжку про снайперов «О смелых и умелых».
Чтобы выйти из положения, освободить летчика от необходимости «подсвечивать» ракете с риском для жизни, требовалось оснастить ракету собственным передатчиком. Тогда ракета могла наводиться по собственному сигналу, а истребитель, пустив ракету, получил бы возможность действовать самостоятельно. Это называлось «пустил и забыл».
Но сделать собственный передатчик для маленького летательного аппарата — ракеты не удавалось. Уж больно большое, тяжелое и энергоемкое устройство получалось. Время от времени проводились научно-исследовательские работы (НИРы) с целью разрешить эту проблему, но каждый раз делались отрицательные выводы.
«Удивительно, — подумал я. — Какие неразрешимые проблемы стояли перед инженерами 30–40 лет назад! Теперь передатчик есть в каждом мобильном телефоне и в каждом автомобильном ключе, а тогда летчики жизнью рисковали, потому что тогда передатчик был неподъемным ящиком, который маленькая ракета не могла увезти!»
Ответственным исполнителем очередной безнадежной НИР назначили Семена Владиленовича (сокращенно от Владимира Ленина!) Перельмутера, молодого кандидата наук. Он увлекся работой, добился результата — на стенде головка с передатчиком работала. Открыли опытно-конструкторскую работу (ОКР), тоже закончившуюся успехом — действующим опытным образцом. Далее последовала полномасштабная разработка — создание головки самонаведения для ракеты класса «воздух-воздух». Новая ракета, не нуждающаяся в «подсветке», была принята на вооружение. Работу отметили Государственной премией, одним из 12 лауреатов стал главный конструктор разработки Перельмутер. В какой-то момент он чуть было не вылетел из списка, когда понадобилось поощрить одного вновь назначенного начальника, которому обещали, но как-то оставили в списке Перельмутера, а начальника наградили орденом.
К периоду «утряски» списка на Госпремию
Больше до последнего времени «на Перельмуте- ра» не было ничего. И вот в Следственный комитет поступила «бумага», соответствующая главной задаче нашей организации — рассматривать поступившие сообщения о совершенных или готовящихся преступлениях. В «сообщении» говорилось о том, что Семен Перельмутер от техники отошел, превратился в посредственного администратора, а остатки былого таланта ныне употребляет для личного обогащения, для чего придумал схему в соответствии с нынешними веяниями, и гонит народные деньги, выделенные на оборону страны, себе в карман. Далее в «сообщении» приводились преступные схемы и примерная оценка суммы похищенных Перельмутером денег. Сумма была приличная.
Получая такие письма, «сигналы», наш руководитель по прозвищу «Пострел» обычно раскладывал их на три стопки. На письмах из первой стопки писал «Начальнику отдела такому-то — разобраться и доложить», что называется, расписывал по исполнителям. Это самые простые сигналы, от того, как будет отработано такое письмо, может быть, и зависела судьба подозреваемого, но судьба Пострела никак не зависела. Во вторую стопку попадали явные кляузы и анонимки. Эти письма получали резолюцию «В архив». Говорят, что руководитель ОГПУ Феликс Дзержинский всегда показывал анонимки своему первому заместителю Вячеславу Менжинскому. У Менжинского было особое чутье, способность определять, что такое эта анонимка: попытка помочь «органам» раскрыть преступление или ложный донос. Наш Пострел работал и за Дзержинского, и за Менжинского, сам решал, что делать с анонимками и другой «некондицией». В общем, некоторые письма не получали никакой резолюции и складывались в третью стопку. По этим письмам требовалось «посоветоваться». Это означало, что, когда подходил момент, Пострел вез третью стопку в Администрацию президента, где получал указание по каждому письму, давать ему ход или нет.
Жалоба на Перельмутера в другое время, без сомнения, отправилась бы в архив. Во-первых, наше ведомство не любит вести дела на оборонных предприятиях из-за дополнительных сложностей, связанных с режимом, из-за того, что юристу трудно понять суть дела, и, в конце концов, у оборонщиков и военных свои надзирающие службы есть, пусть эти службы и ковыряются. Во-вторых, жалоба была проникнута такой ненавистью к Перельмутеру, что, скорее всего, жалобщиком двигали личные мотивы, не имеющие отношения к уголовному кодексу. В-третьих, письмо было анонимное: «не подписываюсь, потому что боюсь мести Перельмутера и его прихвостней».
Но в период поступления доноса на Перельмутера в оборонной промышленности сменили руководителя. Новый шеф тут же заявил, что «оборонка» разболталась. Нужно «подтянуть трудовую дисциплину», ужесточить режим, тогда все наладится, ракеты перестанут падать на старте, а будут лететь прямо в цель. А на попытки опытных работников ознакомить нового руководителя с проблемами отрасли он отвечал: «Я — не инженер и не обязан за вас думать». Вот наш Пострел, считавший себя политиком, решил запросить мнение высокого начальства: не будет ли своевременным «раскрутить» дело о воровстве в оборонной промышленности, процветавшем при прежнем руководстве «оборонки».