Дуга большого круга
Шрифт:
— Держите 225°.
— 225! — хрипло отозвался рулевой.
Теперь ветер стал встречным. Теплоход почти перестал качаться. Стал ощутимее крен на правый борт. Роман Николаевич посмотрел на кренометр. Шесть градусов! Пока терпимо. Мозг, как всегда в минуты опасности, работал напряженно, мысли были ясными. В его распоряжении еще оставались средства борьбы с креном.
— Вызывали, Роман Николаевич? — услышал капитан голос старшего механика.
«Царь Соломон» пришел по внутреннему трапу.
Он был в шлепанцах и рубашке с закатанными рукавами.
— Начните перекачивать балласт из правых
— Уже знаю. Сейчас пустим все насосы. Я думаю, мы поставим его… У нас в танках много воды.
Радисту капитан приказал немедленно вызвать пароходство.
— Сообщите вот что… Пишите: «Наблюдается подвижка руды. Судно имеет крен на правый борт шесть градусов. Постепенно увеличивается. Ветер зюйд-вест девять. Пока лежим дрейфе. Возможности следую Кадис перештывки груза. Прошу подтвердить. КМ Сергеев». Да не забудьте дать координаты на шесть часов.
Вернулся старпом. Лицо у него было озабоченное, но спокойное.
— Все сделано, Роман Николаевич. Люди в поясах, готовы к авралу. Набралось двадцать лопат. Шлюпки вывалены за борт, подготовлены к спуску. Отверстия задраивают. Что еще?
— Пока ничего. Ждать. Следите за креном. Сейчас перекачивают балласт. Если это не выправит крен, попробуем перештывать руду…
Телефонный звонок разбудил начальника пароходства. Он посмотрел на часы. Половина седьмого. Что-то случилось. Он снял трубку. Звонил дежурный диспетчер.
— Хомяков слушает… Не понимаю. Крен? Шесть градусов? Так, так…
Лицо начальника стало брезгливо-недовольным. Оно всегда становилось таким, когда начальник решал, что сообщают что-нибудь не заслуживающее его внимания.
— Ну, все ясно, — начальник усмехнулся. — В Кадис захотелось… — он прижал трубку к плечу, чиркнул спичкой, с удовольствием затянулся, приготовившись к длинному разговору.
Надо объяснить молодому диспетчеру, чтобы в следующий раз не названивал. Так и инфаркт недолго получить. Разбудил в такую рань. Ничего страшного пока нет, надо быть поспокойнее.
— …да вы поймите, Александр Львович, ну что такое крен шесть градусов для «Киренска»? Конечно, нехорошо, согласен, но ведь он, как начнет перекачивать свой балласт, сразу выравняет судно… Тем более, вы говорите, у него груз неполный. Сколько можно накачать воды на противоположный борт!.. Ну-ну, пока ничего страшного. С заходом? Подождем. Я подъеду в пароходство, и тогда решим. Вот так.
Начальник положил трубку, замял папиросу и юркнул под одеяло. Надо вздремнуть часок. Он закрыл глаза, но сон больше не приходил. В голове неотвязно копошилась мысль о «Киренске». Подумаешь, шесть градусов крен! Для такого гиганта с мощными средствами. Недалеко Кадис, есть причина зайти, вот и изменил курс Сергеев. Вообще много себе позволяет. Без разрешения пароходства изменил курс. Не мог дождаться, когда начальник подтвердит ему… Придется сделать замечание.
Конечно, Сергеев не кто-нибудь, но все же дисциплина есть дисциплина… Подвижка руды. Он не помнит такого случая. Обычно она спрессовывается так, что иногда приходится разбивать ломами. Что-то тут не то…
Начальник повернулся,
— Александр Львович? Ну что там «Киренск»? Ничего больше не сообщает? Ясно. Буду, как обычно, к девяти.
Много лет назад Василий Григорьевич Хомяков сам был капитаном. Он командовал маленьким пароходом «Сорока», перевозил лес из наших северных портов. Судно выполняло план, и Хомяков ходил в передовиках. Кому-то в наркомате пришла мысль перевести Хомякова в аппарат, и он механически начал подниматься по службе. Так шло… Последний десяток лет он успешно руководил разными пароходствами.
Хомяков забыл многое из того, что случалось с ним в жизни, он забыл свою юность, забыл неприятности и радости, которые приходили к нему, забыл десятки людей, с которыми встречался, но с удивительной ясностью помнил Василий Григорьевич первый рейс на маленькой «Сороке». В норвежских шхерах пароход, нагруженный досками, неожиданно повалился на борт и получил крен в двадцать один градус. Как метался тогда Василий Григорьевич по судну, искал причину, боялся, чтобы «Сорока» не перевернулась. Каким страшным казался ему тогда крен и судно, лежащее на борту…
Василий Григорьевич откинул одеяло, спустил на коврик ноги. Спать больше не хотелось. Тревога, которую он почувствовал, росла.
«Ну что может случиться? — успокаивал себя Хомяков. — Гигант. Крен шесть градусов. Пустяки. Тогда было двадцать один… Все обошлось. Надо разрешить заход».
Хомяков снова снял трубку.
— Александр Львович, дайте радио Сергееву за моей подписью. Заход в Кадис разрешаю. Нового ничего? Десять градусов? Увеличивается? Сейчас еду.
Хомяков начал лихорадочно одеваться. Дело принимало скверный оборот. Сергеев сообщал, что, несмотря на перекачанный балласт, крен растет…
Через полчаса Хомяков уже сидел в своем огромном кабинете. Привычная обстановка: набор разноцветных телефонов на столе, приборы, мерцающие лампочки коротковолнового передатчика, а главное, люди вокруг — несколько успокоила начальника. Он приказал непрерывно следить за сигналами с «Киренска», послал ему на помощь суда, идущие в том же районе, — к сожалению, все были на значительном расстоянии от терпящего бедствие судна. Теперь оставалось только ждать сообщений капитана. Он регулярно докладывал о тех мерах, которые принял для спасения судна. Капитан все сделал правильно. Даже морской инспектор не мог посоветовать что-нибудь еще. Сейчас на «Киренске» пробуют перештывать руду. Если эта мера не даст результатов, то… Зазвонил телефон. Диспетчер сообщил:
— Крен достиг двенадцати градусов. Ветер снова усилился до девяти баллов. Заходит на зюйд-зюйд-вест.
Хомяков закрыл глаза. Он мысленно перенесся на «Сороку». Двенадцать градусов?.. Как они выглядели тогда? Он помнит двадцать один…
Василий Григорьевич нервно потер руки.
— Вызовите Верескова, — приказал он стоявшему рядом с ним дежурному диспетчеру.
Через минуту в аппаратной появился располневший Валериан Афанасьевич. Он исполнил свое желание, о котором когда-то говорил Сергееву, перебрался в Ленинград и уже года два работал в Невском пароходстве главным диспетчером.