Шрифт:
Глава I. «Айвар»
«Айвар Лунке», маленький старый пароход с тонкой некрасивой трубой, счастливо вышел из Таллина за двое суток до того, как город заняли немцы. В его трюмах благополучно добрались до Ленинграда сотни раненых, хотя на переходе судно несколько раз попадало под бомбежки.
Потом, до самого наступления морозов, пароход делал рейсы по Морскому каналу в Ораниенбаум,
В ноябрьские ночи на заливе штормило, маяки были потушены, а пароход, похожий на залатанную кастрюльку, напрягая последние силенки, все еще продолжал плавать. В декабре появился лед, и судно поставили на прикол к заводу, на острове. Из топок выгребли жар. «Айвар» остывал, как обескровленный человек. Борта побелели, покрылись инеем, а скоро и ледяной коркой. Пароход прочно вмерз в лед.
Стояли невиданные морозы. Днем над городом поднималось оранжево-сиреневое марево. К ночи мороз усиливался. На небе появлялись далекие звезды. У бортов потрескивал лед. Бураны заметали пароход снегом. Он завалил все проходы, палубу, мостик. Жизнь замерла. Душа отлетела от судна. Оно стояло темное, одинокое, заброшенное.
Но так только казалось. В обледеневшей кают-компании дымил, единственный на всем судне, камелек, сделанный пароходными механиками. Черт знает чем его топили! Щепками, угольной пылью, бумагой. Настоящее топливо на судне давно кончилось. На диване, одетый в тулуп, дремал вахтенный. К восьми часам появлялась команда. Всего семь человек. Одна треть тех, кто плавал раньше. Некоторые ушли на фронт, кое-кого перевели в ремонтные бригады, другие ослабели и не могли уже двигаться. Команда рассаживалась вокруг камелька, молчала, грела обмороженные руки у печки. Все в засаленных ватниках, шапках, стоптанных валенках. Трудно было отличить одного от другого. Где капитан, где матрос?
Их оставили здесь для того, чтобы законсервировать машину, кое-что подремонтировать и стоять вахты. Они верили, что «Айвар» понадобится весной, выйдет в Финский залив, будет снова перевозить оружие, боезапас и помогать военному флоту. Только бы пережить зиму.
— Пошли. Берите коптилки… — и они спускались в машину.
Так начинались дни, а ночью надо было добывать топливо для камелька…
Дули свирепые норд-остовые ветры. Они носились по всем закоулкам порта, заметали его снегом, хлопали незакрытыми дверями, гремели оторвавшимся кровельным железом. Движение транспорта прекратилось. Дороги занесло. Повсюду валялись остатки грузов, которые еще не успели вывезти, — котлы, детали машин, ржавые чугунные чушки. Причалы опустели. Замолкли неутомимые краны. Разбросанные по порту суда стояли молчаливыми памятниками прошлой жизни.
Грозно поднимали к небу пушки ошвартованные к стенкам военные корабли. Отсюда они вели огонь по неприятелю. Немцы засыпали порт бомбами. Горели дома, склады, рушились стены.
Над головой пролетел снаряд. Роман подождал, пока затихнет вой, перебежал по льду Морской канал и остановился у парохода.
Первое капитанство! Было немного обидно начинать с такого судна. Капитан на пустой, дырявой банке! Не очень лестно, но другого сейчас ожидать не приходилось. Весь флот, израненный и замерзший, стоял у причалов.
После гибели госпитального транспорта «Онега», на котором он плавал старшим помощником капитана, Роман остался без судна. Он ходил к начальнику пароходства, просил послать его куда угодно, где он сможет активно действовать, но тот отказал: «Ты в резерве. Наркомат должен распорядиться. Людей осталось мало. Не могу».
А вчера Романа назначили на пароход «Айвар», вставший на консервацию. То, что его повысили в должности, сделали капитаном, — не радовало. Лучше плавать старшим помощником на действующем судне, чем быть капитаном на таком корыте.
Роман стоял и неприязненно смотрел на пароход. Покренившийся, обледенелый, по мостик засыпанный снегом «Айвар» выглядел жалким. Роман сразу заметил неопрятные дырки в борту от артиллерийских попаданий. Почему-то возникла странная ассоциация. Пароход напомнил ему простуженного человека с флюсом. Что можно сделать с таким судном? Зачем на нем нужен капитан? Для наблюдения достаточно вахтенных матросов.
Роман обошел пароход кругом. С палубы спускалась покосившаяся сходня без лееров. На ней лежал слой чистого снега. Видно, сегодня никто не сходил на берег и не поднимался на палубу. Никаких признаков жизни.
Роман еще раз обошел судно и вдруг вспомнил, как выглядел «Айвар» до войны.
С белой надстройкой, блестящим черным корпусом, палевыми стрелами и надраенной деревянной палубой, он гордо поднимал к небу свою трубу-макаронину. Аккуратный, чистенький старичок. Пароход весело пенил воды Балтики, заходил в Швецию, Данию, Финляндию, перевозил различные грузы, выполнял план. Несколько раз он встречался Роману в море, и они обменивались сигналами. «Айвар» приветствовал тонким, смешным гудком. Сначала из свистка с шипением вырывался пар, потом появлялся слабый звук, становившийся все громче и пронзительнее.
Да, он был старым, испытанным бойцом, настоящим «пахарем моря», много повидавшим на своем веку, мореходным, надежным и проверенным. Роман знал о его героических рейсах в Ораниенбаум.
И чувство неприязни к судну, появившееся у Романа в первый момент, уступило место острой жалости. Как-то всегда становится не по себе, когда ты видишь заброшенную, поломанную машину. Она еще могла бы работать, в ней скрыты десятки лошадиных сил. Сколько пользы она принесла бы! А тут пароход… К пароходу испытываешь особые чувства. Весь вид «Айвара» говорил, что он просит помощи и еще будет служить человеку, если люди не останутся к нему равнодушными.
Роман подошел ближе, дотронулся до краев зазубренной пробоины. «Ну что ж, — подумал он. — Поставим заплаты. И ты снова сможешь принимать груз. Будешь плавать…»
Роман поднялся на палубу, с трудом открыл примерзшую дверь. В кают-компании было пусто. Он прошел на машинные решетки, наклонился, крикнул:
— Есть кто живой?
Снизу глухой голос ответил:
— Есть. Сейчас…
По металлическому трапу поднялся человек в шапке и ватнике, подпоясанном тонким ремешком. Запавшие черные глаза равнодушно, без любопытства смотрели на Романа.