Дух мщения
Шрифт:
Мертвецы Мавзолитики кричали всю ночь, от рассвета до заката, и каждый день с тех пор, как Аксиманд захватил ее во имя Хоруса. Они вопили от ужаса и отвращения. Но пуще того они кричали от злобы.
Их слышал только Хорус, а его не заботила их злость. Магистра войны интересовало лишь то, что они могли поведать ему о пережитом и познанном ими прошлом.
Сводчатая масса каменных строений с колоннами, имевшая те же размеры, что и дворец могущественного патриция Терры, одновременно служила склепом для мертвых и либрарием. Гладкие фасады из охряного гранита
Битва за округ Мавзолитика была выиграна тяжелым кровавым натиском — клинок против клинка, мышцы против мышц. Разумеется, были и сопутствующие разрушения: аппаратуру уничтожили, стазисные капсулы разбили, законсервированная плоть превратилась в жесткую кожу, соприкоснувшись с безжалостной атмосферой.
На стенах все еще виднелись пятна крови: картины катастрофы, созданные брызгами от взрывов тел внутри пробитых персональных оболочек. Изуродованные трупы Принужденных убрали, однако никто не удосужился смыть их кровь.
Аксиманд стоял возле стены из алеющего на солнце камня, которая доходила ему до колена, поставив одну ногу на парапет и опираясь рукой на приподнятое колено. Доносившийся снизу издали шум волн умиротворял; когда с океана дул ветер, запах жженого металла из порта сменялся ароматом соли и диких цветов. С обзорной точки на возвышенном плато поверженный город Тижун выглядел, как во время первой высадки Сынов Хоруса.
Первое впечатление было таким, словно громадная приливная волна прокатилась по рифтовой долине, оставив за собой забытый океанский мусор. Казалось, город лишен упорядоченности, но Аксиманд уже давно оценил органичное изящество замысла его древних творцов.
«Город многогранен, — сказал бы один из них, окажись рядом благодарный слушатель, — пренебрежение прямыми линиями и отсутствие навязанной четкости идут ему на пользу. Видимый недостаток согласованности обманчив, так как порядок существует внутри хаоса. Это становится очевидным, когда проходишь по змеящимся дорогам и обнаруживаешь, что твоя цель была определена с самого начала».
Все здания здесь были по-своему уникальны, будто в Тижун явилась армия архитекторов, и каждый из них создал множество строений из отходов стали, стекла и камня.
Единственным исключением был Двеллский дворец — недавнее дополнение к городу, имевшее характерные утилитарные черты классической макраггской архитектуры. Он был выше всех остальных зданий в Тижуне и представлял собой увенчанный куполом дворец имперского правительства: одновременно монумент Великому крестовому походу и свидетельство проявленного примархом Жиллиманом тщеславия. Здание обладало математически точными пропорциями и, пусть Луперкаль счел его аскетичным, Аксиманду понравилась та сдержанность, которую он увидел в его элегантно-четком исполнении.
По периметру главного лазурного купола и в углубленных нишах, тянувшихся по всей высоте центральной арки, горделиво стояли изысканные изваяния имперских героев. До того, как их разбили, Аксиманд выяснил личность каждого из них. Магистры орденов и капитаны Ультрамаринов и Железных Рук, генералы армии, принцепсы титанов, понтифики Муниторума и даже несколько аэкзакторов, сборщиков податей.
Крыши города медово блестели в лучах вечернего солнца, а море Энны было гладким и неподвижным. Вода превратилась в золотое зеркало, в котором мелькали яркие, словно фосфор, отражения кружащих на орбите боевых кораблей, временами появляющейся луны и падающих далеко в море обломков уничтоженных в космическом сражении судов.
Возле мола из воды торчал нос затонувшего грузового танкера, на поверхности которого пузырилась маслянистая грязь нефтехимических гелей.
Далеко на севере, у горизонта сияла звезда — близнец садящегося на юге солнца. Аксиманд знал, что то была не звезда, а все еще продолжающие пылать останки Будайского корабельного училища, орбита которого уменьшалась с каждым оборотом планеты.
— Скоро упадет, — раздался голос позади него.
— Верно, — согласился Аксиманд, не оборачиваясь.
— Хорошего будет мало, — произнес другой. — Лучше бы нам уйти до того.
— Нам уже давно следовало уйти, — добавил четвертый.
Теперь Аксиманд отвернулся от буколической панорамы Тижуна и кивнул своим боевым братьям.
— Морниваль, — сказал он. — Магистр войны призывает нас.
Морниваль. Восстановленный. Впрочем, он никогда и не пропадал, лишь временно раскололся.
Аксиманд шел рядом с Эзекилем Абаддоном. В своем шипастом боевом доспехе Первый капитан Сынов Хоруса на голову превосходил Аксиманда ростом. В его движениях читалась агрессивная дикость, его грубо вытесанные черты лица подчеркивали выступающие скулы. На его черепе не было волос; исключение составлял лишь лоснящийся черный пучок, торчащий на темени, словно племенной фетиш.
Они с Абаддоном были ветеранами, входили в Морниваль еще до того, как Галактика сошла с резьбы и рывком повернулась в другую сторону. Они проливали кровь на сотне миров во имя Императора и во многих сотнях других — во имя магистра войны.
И когда-то они смеялись, сражаясь.
Двое новых членов Морниваля шагали рядом со своими рекомендателями. Отраженный свет луны Двелла рисовал на их шлемах полумесяцы. Один из них был известным воином, другой — сержантом, снискавшим себе репутацию во время катастрофы при падении Двелла.
Головорез Кибре командовал терминаторами-юстаэринцами. Один из людей Абаддона и истинный сын. Кибре был опытен и проверен в бою, но Грааль Ноктюа из Заколдованных был новичком в легионе. Воин обладал разумом, похожим на стальной капкан, и Абаддон сравнивал его ум с неторопливым клинком.
С появлением Кибре на одну чашу Морниваля лег тяжкий груз гневливости. Аксиманд надеялся, что это уравновесится присутствием флегматичного Ноктюа. Благосклонность, которую Аксиманд проявлял к сержанту, вызывала у некоторых ворчание, однако Двелл заставил их всех умолкнуть.