Дух оперы
Шрифт:
Он взмахнул рукой, указывая на зал и нескольких посетителей, сидящих за столиками.
– К тому же, – продолжал он говорить, – всё, что вы видите вокруг себя, не принадлежит вам и не имеет к вам никакого отношения. Вы пришли в этот мир и ушли. Ничего из него не взяли, и ничего ему не оставили. Всё это, якобы, сущее не имеет для вас никакого значения и никого отношения к вам. Оно – само по себе, а вы – сами по себе. Всё это – преходящее, а мы – вечные, потому что ничем сущим не обладаем, потому что мы, как «сами по себе», не находимся ни во времени, ни в пространстве, мы как бы стоим за бортом всей этой сущности. Мы можем исчезнуть здесь, а появиться там.
И он указал жестом на какую-то неопределённость.
– Мы сами определяем своё время и место там, где мы появляемся. Обладаем ли мы бытием? Несомненно, мы не только им обладаем, но мы и являемся им, потому что мы сами и есть время и пространство. Бытие – это не вещь, и не время, это – наше сознание.
Луиджи
Только сейчас мы заметили, что в зале негромко звучит какая-то музыка. Я вслушался в её звуки и узнал мелодию «Волшебной флейты». Прекрасный голос исполнял на немецком языке арию из этой оперы. Я обратил на неё внимание Луиджи и спросил, любит ли он Моцарта.
– Я обожаю его, – сказал он, – из-за этой оперы я выучил даже немецкий язык. Моцарт – это бог. Моцарт – это символ, печать качества идеальности, знак гения. Каждый из нас представляет собой определённый знак. На этом и стоит математика. Все мы являемся людьми, но все мы не однозначны, потому что проявляемся в разных мирах как феномены. Только знаками можно определить и выделить феномен среди множества феноменов. Для этого и служит математика. Но математика тесно связана с музыкой, потому что само звучание музыки – это уже сам по себе математический ряд набора определённых размеров, выраженных в символах, означающих проникание времени, и этот явленный поток времени является своего рода волшебством, где каждый звук, каждая пауза стоит на своём месте и создаёт общую гармонию звучания. Это как бы одна некая действительность налагается на другую действительность и создаёт воодушевление, иными словами, меняет какую-то данную реальность на совсем другую новую действительность. В этом и состоит всё очарование квантовой архитектоники. При помощи её любой физик и математик способен создавать не только новую реальность, меняя время и пространство, но и порождать новые вещи, новые обстоятельства и открывать совсем иной мир в пространстве, творить своё собственное время.
Слушая его, я всё более и более очаровывался его словами. Отпивая из бокала вино маленькими глотками, я наполнялся некой живительной силой, которая как бы раздвигала мои мыслительные горизонты. Я сам начал говорить легко и непринуждённо, чему, несомненно, способствовала речь моего спутника и единомышленника.
Я говорил:
– Как мне повезло, что я встретил вас, и могу говорить о том, что меня всегда волновало. Я же стал математиком случайно. Прежде всего, скажу несколько слов о себе и о том, как меня угораздило попасть на физико-математический факультет института. Само сочетание этих слов «физика» и «математика» уже отдаёт чем-то мистическим, и поясню, почему. Ещё в юности я полагал, что через математические символы и формулы можно вершить нечто такое, что становится вещественным и ощутимом в физическом мире. Это – как магия или волшебство, которое из ничего, из воображаемых символов, делает нечто такое, что превращается в вещи или осязаемый плотные тела и предметы. От таких мыслей «срывает крышу», как говорят студенты. Но ведь это так и есть. Древние греки под понятием физика понимали совокупность представлений о природе, о внешнем мире и о всём, что не создано человеком. А вот всё, что создаётся человеком, можно отнести к области математики. Поэтому существует теснейшая связь между физикой и математикой. Скажу большее, я согласен c вами и полагаю, что сама музыка и есть небесный язык цифр, рождающийся на небесах; он посылает нам некое откровение небесных сущностей, которые через музыку не только общаются с нами, но и делятся некими тайным истинами, которые потом, проникая в наше сознание, делают нас похожими на них, на эти самые небесные создания.
Луиджи, услышав эти слова, рассмеялся, но тут же поддержал меня, сказав:
– Несомненно, так оно и есть. Я думаю, что Лао-цзы, Конфуций и даже Будда слышали музыку, но вот только музыка в их ушах звучала разная. Лао-цзы слышал звучание Космоса, Конфуций – земные мелодии, а Будда – музыку пустоты. Военные, учителя, учёные, священники – никто не может обойтись без музыки. Даже начало отсчёта мира начиналось с ритма, мелодии и музыки. Я полагаю, что сам Бог, творивший мир, начал создавать его с сотворения гармонии, которая и вылилась в музыку жизни. Ведь музыка нас сопровождает от рождения до смерти, и даже перерождение – это просто смена одной жизненной мелодии на другую. И всё наше грядущее зашифровано в этой музыке. Только пребывая в спокойствии, можно услышать музыку жизни. Поэтому между небом и землей есть пространство, заполненное музыкой, которая возникает там из самой механики мироздания. Она настолько сложна, что её нам сложно понять, а иногда даже невозможно услышать, и, хотя нам кажется, что в тишине нет музыки, но как раз тишина и наполнена музыкой. Весь эфир музыкален, нужно только вслушаться в него, и мы услышим, как в нём проносятся небесные тела, проплывают облака, гонимые ветром, как на землю падают капли дождя и снежинки. С неба на землю также опускаются мелодии, содержащие в себе эту тайну мироздания, о которой говорите вы, и излагаете те определённые идеи, которые мы потом претворяем в жизнь. Поэтому музыка, звучащая в мире, разноярусная, и звуки рождаются в ней от столкновения разных вещей друг с другом и даже разных миров. Об этом я говорю студентам в своих лекциях. Я им говорю, что нижний ярус эфира заселён людьми и разными живыми существами. На верхнем ярусе обитают боги, ангелы и разные тонкие сущности. Этот эфир, по сути своей, является сценой, подмостками музыкального театра – Театра Идей, где время от времени появляются люди, на которых и опускаются эти идеи, и они сочиняют прекрасную музыку. Здесь же разыгрываются представления, которые не всегда попадают в анналы человеческой истории. Только идеальные моменты из пьесы Театра Идей способны обрести жизнь, и в них устанавливается некая гармония между землёй и небом. И только при этих условиях может возникнуть некая идеальная действительность, которая время от времени накрывает то или иное место на земле, где начинают происходить чудеса и рождается мир, совсем не похожий на мир нашей обыденной действительности. О нём мы сейчас и говорим с вами. Не так ли? Но для наступления такой действительности нужны некоторые предпосылки, которые способен организовать только сам человек в своём внутреннем мире.
В этот момент я почувствовал, что опьянел. Но мой мозг начинал работать ясно и просветлённо, давая оценку кружащемуся вокруг меня миру.
– Что это? – спросил я Луиджи, указывая на бутылку с вином.
– Это – наша итальянская граппа, – смеясь, сказал он, – она кажется лёгким вином, но от неё можно очень захмелеть, поэтому мы её обычно разбавляем водой. Я очень удивился, когда увидел, что вы пьёте её не разведённой, но подумал, что вы, русские, все такие крепкие в употреблении алкоголя и не пьянеете. Я всегда разбавляю граппу водой.
И я тут увидел, что перед ним стоит графин с чистой водой, которую он на моих глазах подлил в свой бокал. Как-то раньше я этого не заметил. По-видимому, я уже давно захмелел, и этот момент опьянения совсем выпустил из виду, похоже, опьянение, как и сон, незаметно одолевает человеком.
– Мне бы нужно выйти на воздух, – сказал я, – а то я чувствую головокружение.
– Ну что же, – сказал Луиджи, рассмеявшись, – раз вы хотите выйти на воздух, тогда я вам покажу настоящий Рим.
Я стал вставать из-за стола и почувствовал необыкновенную тяжесть в ногах. «Вот набрался»! – подумал я. С большим усилием, превозмогая себя, я заставил себя стоять, не качаясь. Но меня всё же слегка качнуло, голова кружилась.
К нам подошёл официант, и я расплатился и с удивлением заметил, что большая бутылка граппы, стоящая на нашем столе, была пуста. Если Луиджи пил разбавленное вино, – подумал я, – то, значит, три четверти бутылки выпил я. За нашим столом больше никого не было. Вот почему я так опьянел. Мне стало жарко.
Одевшись, мы с Луиджи направились к выходу. Как только мы вышли из ресторана «Етерно» – «Вечности», то в лицо дыхнул мне не морозный воздух нашего города, а прохладный вечерний бриз весеннего вечера. Я остановился и обомлел. Первое, что привлекло моё внимание, было то, что вместо памятника Ленину стояла на площади посреди фонтана античная фигура бога морей, разящего трезубцем осьминога, в окружении других изящных скульптур: лошади, пытающейся выскочить из бассейна с ребёнком на спине, ещё там были мужчины, женщина и другие дети. Все они, казалось, хотели, как можно быстрее, покинуть этот водоём. Я перевёл взгляд на здания, стоящие вокруг площади, и они все были мне абсолютно незнакомыми.
– Что это?! – воскликнул я в возбуждении.
– Это и есть площадь Навона, – ответил мне Луиджи, – и прямо перед нами находится фонтан Нептуна.
– Но это невозможно! – воскликнул я, отказываясь верить своим глазам.
– Почему же? – с улыбкой спросил меня Луиджи. – Всё в мире возможно, стоит только немного внутренне перестроиться, и всё стаёт таким, каким желаете вы представить.
– Но я же никаким образом не перестраивался, – сказал я, – как же это произошло?
– Это я изменил окружение, – признался Луиджи, рассмеявшись, и переходя со мной на «ты», – надеюсь, ты не возражаешь? Я проявил свои знания квантовой архитектоники, и для этого нужно-то всего найти необходимые инструменты для вхождения в новую реальность, я знаю, как это делается, – на этом и построена моя наука – квантовая архитектоника. Сейчас у тебя в ушах должна звучать некая музыка. Ты слышишь её?
– Да, – сказал я, – но раньше я никогда её не слышал. Странно, но я одновременно слышу музыку Европы, Азии, Америки и Африки, мелодии не чередуются, а звучат как бы вместе – одна налагается на фон другой. Какое странное звучание!
– Вот это именно тот эффект, который должен возникать при перенастройке на иную действительность.
– Как же это делается? – спросил я его.
– Это ты поймёшь немного позже сам, а теперь давай осмотрим это место, куда ты попал. Перед нами стоит фонтан Нептуна. Хочешь попробовать из него воду?