Дух оперы
Шрифт:
– А, что, вода из этого фонтана какая-то особенная?
– А ты попробуй, – посоветовал мне Луиджи, подводя меня к фонтану.
Я зачерпнул горстью воду, попробовал на вкус и тут же воскликнул:
– Но она же горькая, как водка! Она чем-то похожа на морскую солёную воду, но от неё можно запьянеть. А я и так уже пьяный, как бы мне не упасть здесь, прямо на площади, как последнему забулдыге. К тому же, эту воду невозможно пить. Это – морская вода?
– Это – вода мёртвая, – улыбнулся Луиджи и кинул головой, – когда-то я пил её очень много, чтобы умереть, как птица, а затем возродиться человеком. В то время мы жили с хозяином в том доме.
И он указал на окна жилого дома рядом с французской школой, которые в торце выходили на вия Агонале напротив ресторана Бернини, из которого мы только что вышли. С этого места открывался удивительный вид на всю площадь Навона, простирающуюся к югу от нас.
– Когда-то здесь был стадион, – сказал Луиджи, махнув рукой, – потом находился городской рынок, а после этого его перестроили в самую большую площадь Рима, где могут разместиться пятнадцать легионов солдат. Справа за улочкой Виа дель Лоренси стоит здание библиотеки фонда Чезаре Фиори, где я провёл много часов, чтобы набраться нужных мне знаний. А там дальше высится Церковь святой Агнессы, выстроенная когда-то на месте публичного дома. В ней есть изображение, на котором эта святая очень похожа на одну вашу студентку со второго курса, которая мне приглянулась, но к которой я никак пока не могу найти подхода, потому что она своим характером напоминает мне эту святую. Ещё в старые времена, когда были гонения на христиан, она стала христианкой. Её отдали в публичный дом, но ни один мужчина не смог овладеть ею, она так и осталась девственницей. Ей отрубили голову, и эта голова храниться в церкви как святыня. Хочешь посмотреть на неё?
– Что? Посмотреть на отрубленную голову? – в ужасе спросил я.
– Нет, – рассмеявшись, ответил он, – я хочу показать тебе изображение святой?
Я не знал, что ему ответить, но сам подумал о девушке-студентке, которую он имел в виду, и в которую я был тоже влюблён.
– В конце площади стоит старинный дворец Пампили, – продолжил он говорить, – а слева, за французской школой, напротив фонтана Четырёх рек, высятся здания, где помещается зал искусства Сервантеса и институт политических исследований святого папы Пия Пятого. В конце же площади напротив другого фонтана, олицетворяющего Мавра, есть храм Нашей Богоматери Святого Сердца. А напротив него расположилось здание Бразильского посольства. Как видишь, на этой площади представлено всё многообразие мира. Что бы ты хотел осмотреть?
Я развёл руками, но, подумав, сказал, что мне хотелось бы осмотреть церковь святой Агнессы, которая тоже находилась напротив Фонтана Четырёх рек.
Он согласился показать мне церковь, но вначале мы подошли к фонтану Четырёх рек. Фонтан был настолько живописным, что я залюбовался им. От огромной стелы на четыре стороны в фонтан изливались воды, олицетворявшие четыре континента. Напротив церкви святой Агнессы сидел бог реки Нил, устремляющий свой взор на девственницу Агнесу, которая, по мнению Бернини, могла рухнуть под его страстным взглядом. Бог Дуная держал в руках свиток с высеченными эмблемами папства, бог реки Ла-Плато сидел на горе золотых монет, а индийский бог реки Ганг держал в руках весло.
– Ты можешь попробовать водичку их этого бассейна, – посоветовал мне Луиджи, – это живая вода. При помощи её можно излечиться от всех болезней, к тому же познать мистику, насытить свой ум знаниями и верой в высшие символы, познать тайны и причаститься к перлам мудрости, а также обрести способность совершать странствия на просторах далёких океанов восточной философии.
Я попробовал на вкус воду из фонтана, она оказалась пресной, холодной и очень чистой.
– А какой водой наполнен третий фонтан? – спросил я его.
– Вода в фонтане Мавра необычная, – сказал Луиджи, – там вода своим вкусом очень походит на вино. Человек, попробовавший её, обретает сказочное воображение и способен проникать в запредельные сферы нашей реальности. Он может преобразовываться в любое существо во Вселенной, путешествовать в разных местах и даже остаться там навсегда. Но я не советую тебе пока пробовать эту воду, потому что любое твоё желание может осуществиться, если ты отопьёшь из того фонтан хотя бы глоточек воды. Прежде, чем это сделать, постарайся понять, что тебе нужно, потому что, когда это осуществится, то возврата уже не будет. Многие люди, пившие из того фонтана, бесследно исчезали.
Я оглядел площадь и опять зачерпнул пригоршней немного воды из бассейна Четырёх рек, смочив свои губы. И тут на какое-то мгновение я полностью потерял ощущение реальности. Мне казалось, что я стою ни на площади Навона, а нахожусь уже где-то в космосе, зависая в пространстве, и до меня долетал голос Луиджи, превратившегося в небожителя, который говорил мне:
– В этом фонтане не просто пресная вода, а удивительно чистая, она как бы проясняет наше сознания и позволяет нам видеть мир таким, каким он есть на самом деле. Она снимает с наших глаз покровы заблуждения и наделяет нас особой мудростью видеть вещи в их скрытом существе, вернее, она даёт нам сразу четыре способа видеть мир очищенным взглядом. Ведь сами вещи и представления о них в нашем сознании всегда разнятся. Видя вещи, мы не всегда способны узреть истинный дух их сущности, поэтому воспринимаемая нашим сознанием объективность только кажется нам объективностью, а на самом деле она таковой не является. В нашем поле зрения возникает перед глазами некая заставка, через которую мы смотрим на объект, и поэтому видим то, что хотим видеть. Вы, учёные и философы, привыкли говорить об объективности познания, на которое вы ориентируетесь, но в своём мире, глядя на объект, вы думает, что имеете свои законы и формулы, по которым, как вам кажется, вы способны предсказывать будущее течение времени и изменение вещей, а также восстанавливать прошедшее. Вы всегда хотите определённой ясности в вашей жизни, поэтому и пытаетесь при помощи своего сознания всё в этом мире привести к простоте, понять, что такое вещи, события, законы природы. Для этого вы и создали так называемую науку, которую насытили разными своими теориями; а эти теории строите из своих же измышлений, думая, что они помогут вам решать какие-то ваши проблемы. Но в чём, позволь спросить тебя, состоит сущность ваших теорий?
Я не успел ему ответить, как он продолжил говорить:
– Создавая свои теории, вы тут же из ученого превращаетесь в философа, и считаете, что при помощи философских исследований своих научных работ обретаете чистое и подлинное теоретическое понимание этого мира.
– Уже нет! – воскликнул я, перебивая его. – Ещё этим вечером я считал, что знаю этот мир, то теперь, очутившись здесь, я совсем его не понимаю.
Услышав эти слова, Луиджи рассмеялся и сказал:
– Наконец-то, ты проснулся. Ты увидел феномен, и увидел его совсем не там, где сам ожидал его увидеть. Ты понял, что всё в этом мире субъективно и относительно. Только что мы были в твоём городе зимой, и вдруг оказались здесь, в центре этого Вечного города. И тебе бы хотелось, наверное, узнать, как мы здесь очутились?
– Вот именно, – сказал я.
– Скажи мне, – произнёс Луиджи, – а сейчас в твоих ушах звучит ли какая-нибудь музыка?
– Да, – ответил я, – я слышу звуки какой-то симфонии, но, мне кажется, что раньше я никогда её не слышал.
– И откуда же льётся эта симфония? – спросил меня лукаво Луиджи.
– Не знаю, – ответил я, – она просто звучит в моей голову, создаётся такое чувство, что она льётся откуда-то с неба.
– Вот именно! – воскликнул Луиджи. – Мы все слышим эту небесную музыку, но вот только не всегда обращаем внимание на её звуки. Раз ты слышишь музыку, то мне будет легче с тобой говорить о том, во что я хочу посвятить тебя, потому что, когда ты начнёшь понимать некие мистические вещи и откроешь новые знания, в которые я хочу тебя погрузить, ты начнёшь понимать и меня. И тогда мы сможем установить между нами интер-субъективную взаимную связь, какую, впрочем, мы с тобой уже имеем, как два познающих субъекта. Если тебе удастся понять меня, то, и ты сможешь, надеюсь, обрести новое миропознание.
– Что же это за миропознание такое, – спросил я его скептически, – которое возникает лишь с музыкой и содержит в себе мистические тайны?
– Это и есть то самое совершенное миропознание, – стал уверять меня Луиджи, – через которое перед тобой откроются одновременно три действительности. Если ты верующий христианин, то ты сможешь смотреть на мир и происходящую действительность одновременно тремя взглядами: взглядом Бога-отца, божьего Сына и Святого духа. Но если ты атеист, то эта действительность разделится в тебе совсем по-другому: ты начнёшь воспринимать реальность одновременно как «человек на площади», как «человек в театре» и как «человек в храме».