Думаешь бьётся?

Заозерная Марта

— Нат, я даже не скажу, что шорты слишком короткие. Чуть длиннее трусов, — в ответ она цокает. — Но я так элементарно замерзну. Пощади!

— Согреют, — ох уж эти её томные многозначительные взгляды.

— Папа убьет, — продолжаю.

— Его я беру на себя, — что есть, то есть. Они спелись.

— Мама убьет.

Ната рот приоткрывает так, что он букву «О» образует, и со смешком вдыхает:

— Да она только рада будет, как и Аня. Неужели вчера не заметила?

Да как не заметить, когда первому же появившемуся в доме «купцу» нахваливают цветочек свой аленький, словно он лекарство от рака — только возьмите.

Не пожалеете!

По Калининграду ходит «полуголой» для меня в новинку. Дюже волнительно. Благодаря задору Кира, все мыли в этом направлении, из головы улетучиваются. Нам снова просто весело и легко. Он словно мужская версия моей Натали.

Я и спонтанность — диаметрально — противоположны. Но сейчас, совершив набег на магазин детских игрушек, мы с Киром стоим на набережной, соревнуемся — чей катер, радиоуправляемый, будет быстрее. Параллельно ещё и за красочным закатом над Преголей наблюдаем. Облака потрясающие, будто пушистую розовую вату к небу приклеили.

Несколько человек за день Кирилла узнали, он охотно с людьми фотографируется. На каждом из фото, что любезно делала я, он от души широко улыбался. Последние два парня так и не ушли после фотосессии, а остались наблюдать за нашей забавой. Сидят за нашими спинами на нижнем ряду многоуровневых деревянных настилов, которые после облагораживания набережной установили как лавочки, активно комментируют, подбадривают, попеременно болеют за каждого, ведут отсчет оставшегося времени. Атмосфера уютная, была до того момента, как я поняла — сейчас проиграю. В меня вселяется злобная Алёнка. Резко разворачиваюсь и перестаиваюсь в ряд Кирилла, вызывая тем самым небольшую волну. Мой оппонент, не ожидая, не успевает сориентироваться и на полном ходу влетает своим катером в мой.

— Малыш, ты офигела?! — произносит растерянно.

— Виноват тот, кто сзади, — произношу с абсолютной уверенностью в голосе.

— Ряд не твой! — рыкает на меня в ответ.

— Это не неважно, — мне становится тяжело сдерживать смех. Замешательство в его взгляде меня веселит. Выглядит забавно — наивным.

— Беги, — понимаю, что это мне кричит один из парней, наших зрителей.

Доли секунды хватает, чтоб обернуться на окрик. Бросаю парню пульт управления и несусь по пролету ступеней наверх.

Кеды на ногах особой пользы мне не приносят, как и длинные ноги. Кир тоже в спортивной обуви. Я даже до верха подняться не успеваю, как он меня нагоняет м крепко двумя руками обхватывает за пояс, спиной к себе прижимая.

— Капец, ты засранка! Я не ожидал! Лёна, как так? Не честно же.

В ответ лишь цокаю демонстративно, на что он сжимает сильнее. Подначиваю его, словами о том, что жизнь штука тяжелая, никому нельзя доверять. Кирилл ослабевает захват, хочет меня лицом развернуть. Но мы то тоже не пальцем деланные, вырываюсь и снова бегу. Взрослая женщина, четвертый десяток. Но меня смех раздирает. Друг друга подзадориваем. В этот раз удача чуть дольше на моей стороне, успеваю добраться до небольшой зоны зеленой. Возможно, бы я и дальше светила по району бедрами, в развивающемся пиджаке, но Кир о своих навыках вспоминает, подкатом сбивает с ног, и изловчившись укладывает на газон.

Первая мысль — тут ссут собаки. Но она быстро дырявую голову покидает — Кирилл щекотать начинает, активно. Дергаюсь, смеюсь, воздуха не хватает, только прерывистым шепотом выходит сказать.

— Я боюсь, — если честно это сказано слабо.

— Это не важно, — отвечает мне моими же словами, нависает надо мной, ногами удерживает.

С профессиональной точки зрения асфиксии я боюсь нереально, в топ три самых страшных исходов она для меня держится уже много лет. Но есть такие понятия как аутоасфиксиофилия, она же эротическая, сексуальная асфиксия, она же так называемый «собачий кайф», получение удовольствия через удушье. Недостаток в мозгу кислорода и переизбыток углекислого газа, меняют состояние сознание не хуже наркоты и алкоголя. Очень опасно, смертельно (тысячи жизней в год), у неокрепших умов вызывает привыкание. Чем дольше я ржу, неконтролируемо, тем ближе к такому состоянию становлюсь. Почти что в припадке.

Кир замечает, что я уже почти не дышу, не сопротивляюсь. Перестает щекотать. Вместо этого обхватывает мои обмякшие руки, в районе запястий, в стороны разводит.

— Охуенная. Не зря прилетел, — произносит надсадно, наклонившись близко к моему лицу.

Глава 39

Завтрак проходит чинно. Все как мама любит. Еда прекрасна, приборы сияют, как и лица всех собравшихся.

Играем с папой в гляделки. Смотрю на него, затем на дверь, и снова возвращаю умоляющий взгляд на родителя. Безмолвно прошу его взять со собой на работу. Знаю, он против, считает, что последние дни отпуска нужно отдыхать, сил набираться.

Марк увлеченно начинает рассказывать о своих успехах в биологии, второй курс всероссийской олимпиады успешно пройден.

— Надо подарок купить, — резюмирует папа.

— Только не игрушки, — мама пытается строгой казаться, но мы знаем, что папа на это не реагирует. — Они по всему дому валяются.

Боря с Аней молчат, даже рады, что их стороной обходит сей процесс.

— Вещи купим, — подмигиваю племяннику, он тут же кивает.

— Поедем в детский мир, — чуть ли в ладоши не хлопает. — На автобусе, — с меня на деда взгляд переводит, проверяет реакцию. Для него поездка на автобусе — редкость и большая удача.

— Я дурак тебе что — ли, — произносит отец со смешком. Он у меня очень активный, но общественный транспорт не является гранью его удовольствия. Пешком пройти десяток километров — запросто, две остановки проехать — тяжко. — Мы вернемся и поедем, к трем часам будь готов.

По Марку видно, что уже готов бежать собираться. Я, признаться, не ожидала, что мы с ним так сойдемся легко. Всю неделю он от меня почти не отходил, вместе гуляли, смотрели кино, делали уроки. На встречу с одноклассниками он тоже пошёл со мной, вместо мамы своей. А ещё он учил меня готовить пасту Болоньезе, они с бабушкой то и дело ходят на мастер — классы по кулинарии. Мелкий похвалил меня фразой «Вау, нож как — будто продолжение твоей руки». Ха — ха. Очень приятно.

— Дочь, — начинает мой бесценный, когда мы с ним вдвоем едем на работу его. — Не думаю, что стоит парню надежду давать. Ты сама знаешь, дети восприимчивы, особенно в таком состоянии.

Мальчик с ожогами — Родион, чудесный. У меня не то что сердце кровью обливается, оно просто рвется на части, когда я вижу как родители — кудаки мучают и издеваются над даром посланным свыше. Паренек просил кушать, и пропитый отчим, разозлившись вылил на него кастрюлю свежесваренного борща. Мать выбор свой сделала, решила покрывать муженька. Напоминаю себе — не суди.