Думаешь бьётся?
Шрифт:
Вспоминаю время нашего расставания временного и понимаю — те несколько лет я не страдала по нему. Да, помнила всегда, но не более. В тех двух отношениях, что были у меня «между Артёмом» я не была девицей — «ах, любить можно только однажды». Но потом пошла на поводу у своей прихоти, и вот результат. Как тебе, Алён? Оно того стоило?
Если бы я была более восприимчивой, то Артём бы утопил меня в чувствах вины и раскаяния на тему — «Иметь двух мужиков за четыре года могут только павшие женщины». Он так яростно и правдоподобно изображал агонию по этому поводу, что в здравии меня
Зря, зря меня папа оставил одну. Опять мои мысли понеслись не в ту степь. Может в морг прогуляться? Отрезвитель ещё тот.
Мы с ним премило пили кофе, после того как папа показал мне очередной, новый, филиал их клиники, который они с другом пару месяцев назад открыли. И тут ему позвонили из областной. У одного из его «птенчиков» в ходе плановой операции случился эксцесс.
«Птенчиками» мы с сестрой называли, в юности, всех у кого отец был научным руководителем, куратором. Пернатые вечно паслись у нас дома. Меня они жутко раздражали, на их место хотела, а сестра себе среди них мужчинку подыскивала.
За два последних часа я выпила три чашки кофе, прочла все статьи папины в журналах, которые нашла в кабинете. Можно бы было домой поехать, но там меня начнут трамбовать ближайшие родственницы. Так что ждем. Сижу на диване, пальцами поигрываю, быстро по очереди постукивая один о другой, начиная с больших, заканчивая мизинцами и обратно. Предвкушаю и представляю пиздячки, которые он после отвесит всем провинившимся. В эпитетах папа себя никогда не сдерживал, окрас великого и могучего у него поистине радужный.
— Сгинь я сказал, — раздается зычный голос отца из — за двери. Я сидящая на диване подпрыгиваю. — Она в отпуске. Идите на хрен со своими консультациями.
Оу. Оу. Оу. Про меня, про меня. Ушки к макушке поднимаются.
Дверь резко распахивается, папа уверенно заходит в свой кабинет, не обращая внимания на то, что только что чуть ли зубы дверным полотном не выбил стоящему за его спиной коллеге. Зачастую он после операций выглядит уставшим, сейчас же энергия из Богдана Анатольевича льется рекою. Невооруженным взглядом вижу — лишнее слово и кому — то влетит. Поэтому сижу словно мышка, не нарываюсь, только киваю незнакомцу.
— Альберт, мы торопимся. Сам осмотр проведи, приличия ради иногда стоит.
Сижу как приличная девочка, с ровной спиной, колени вместе свела, ладонями обхватила. Белых гольф не хватает, было бы как в школьное время. Как только мне разрешили без сопровождения по городу передвигаться, я начала после школы до папы в больницу сбегать. Потом от мамы получала за пропуск музыкальной школы, но оно того стоило.
— Алена Богдановна, милая, взгляни одним только глазком. Мои дармоеды не справляются. Мальчонка так кричит, что они дух испускают.
— Я что — то непонятно сказал? Она не пойдет, — папа не на шутку заводится. Я даже рта открыть не успеваю, а он уже норовит вытолкать мужчину из кабинета.
По реакции папы можно понять, что случай там не типичный. Он знает всю жесть, с которой мне приходилось сталкиваться за время работы, знает мои болевые точки. Именно ему я звонила после своего первого вскрытия новорожденного. Это не жутко — это ад на земле. Самое пекло. Раны полученные с тобой навсегда.
Спустя семь месяцев после того, как начала работать судебно — медицинским экспертом за мной закрепили дело — в лесу, в мешке из под муки нашли окоченелый труп новорожденного. Причинно следственная связь: сначала в мешок — потом умер или наоборот — не известна. Я стояла перед столом, захлебываясь в слезах, держала в руках секционный нож и молилась. Всё что угодно была отдать за то, чтоб малыш мертвым родился уже, другой исход меня на месте убил бы.
Ни измена жениха, ни новость о том, что Артём женат, ни разбитые до костей третьем классе колени… Ничего в жизни мне такой убийственной боли не доставляло. Даже физически страдаешь от работы с детьми, посмертно. Мука. Хладнокровным оставаться не выйдет. Каждый раз я думаю — забрала бы себе, раз непутевым мамашам не нужен.
— Папуль, подожди, — касаюсь его руки мягко. Поглаживаю. — Давай я одним глазком посмотрю, поговорю. Быстро. У тебя там море работы, — рукой на его стол указываю. — Даже от поклонников письма имеются, — улыбаюсь, на что папа глаза закатывает, затем прикрывает.
— Дочка, не стоит, — интонацией продавливает свою точку зрения. Знаем, плавали. До Девятнадцати лет велась, безоговорочно.
— Богдан, не шуми. Дочка у тебя умница. Алёна, рад познакомиться. Альберт Самвелович, — протягивает мне руку. — Можно просто Альберт. Наслышан о Вас, — мужчина на десяток лет папы младше, ростом пониже, сухот.
— На беду, — на выдохе папа произносит, когда я руку протягиваю Альберту. Последний наклонившись, целует её. Джентльмен.
Пока идем к нужной палате, Альберт рассказывает вкратце, что им известно, в чем заключается сложность при проведении экспертизы. Поступил ребенок семи лет. Ожоги. Малыш отказывается что — либо говорить, лишь плачет. Мать и отчим утверждают, что он сам по неаккуратности обварился, опрокинув на себя кастрюлю борща. Эксперта смущает характер повреждений. Симптоматика у «сам» и «не сам» зачастую различается.
— Попросите криминалистов скинуть фотографии с места происшествия. Выйду — покажите, — прошу у него перед тем как в палату войти.
Замираю на мгновение перед входом. Не была готова и тут работать. Ладони потеют. О платье их вытираю и дверь толкаю.
Глава 34
Моя добрая мама решила по случаю моего приезда организовать званный ужин. Состав — расширенный. Наши родственники народ немногочисленный, поэтому присутствовать будут ещё друзья семьи близкие, родственники Бори, и ещё хрен знает кто.
— Давай в больницу поедем? — предлагаю папе.
Мы с ним заперлись в его кабинете. Он пошел поработать и я следом засеменила. Вроде ничего особенного, но разговоры с мамой, сестрой и тетушками даются мне тяжело.
«Как же так, Алёнушка? Старородящей будешь».
Ой, ой. Страшно — страшно. В моем случае просто бы родящей стать, уже хорошо. Любых других людей за такие темы я бы посла. Но мама святое. Не совсем же я сука.
Папа посмеивается:
— Испугалась? А мне каково с ними, как думаешь? Бросила меня одного. Хоть на стены лезь.