Думаешь бьётся?
Шрифт:
Папа убирает от лица потрясающей красоты нежно — розовое облако из французских роз и улыбается во все свои, от природы крепкие, зубы.
— Как долго я тебя ждал! — своим поставленным голосом извещает всех собравшихся родитель, когда я несусь к нему на всех порах. Буквально подхватывает меня одной рукой, на несколько секунд отрывая от пола. — Люблю — не могу. Своей сказал, что еду к тебе. Соскучился очень, родная, — прижимает до хруста костей.
Понимаю, что-то нечисто. Ведется параллельное шоу для кого-то. Но несмотря
— И я по тебе, очень. Просто безумно, — только при встрече понимаю насколько сильно. Обнимаю его за шею и слезы об его свитер вытираю украдкой.
Если сейчас попросит остаться — я соглашусь. Сама не ожидала, что так проберет. Поочередно внутри тоска сжимает все органы.
— Моя самая лучшая девочка, — целует меня в макушку, рукой голову мою прижимает с усилием. Мне начинает казаться, что пальцы его немного подрагивают. — Как я ждал тебя долго. Совсем про нас забыла, малышка, — последнее предложение произносит вполголоса, так чтобы слышала его только я.
— Это не так. Ты же знаешь, — выходит жалостливо, со всхлипом.
Забирать вещи мы идём вместе, папа прижимает меня за талию к себе. Дюже крепко. Забористо. На лице улыбка сияет.
— Пап, второй заяц у нас кто? — он явно показательное выступление желает устроить. Приехал за мной, но что-то пошло не по плану. Это экспромт.
— Коллег увидел. В областной у нас новые. Муж с женой. Черноротые. Приподнесли твоей матери, что я с интерном своим сплю. Всего лишь подвез девушку после смены, она в их доме квартиру снимает. Сейчас посмотрим. Уверен — пока доберемся фото наше уже у Зои будет.
— Тебе нужен повод?
Отец кивает. Опрометчиво можно решить, что он у меня добряк. Но среди оперирующих хирургов «мягкотелых» встретить можно нечасто. Металлический стержень необходим, иначе не выжить. Сломаешься после первой потери на операционном столе.
Уже в машине рассматриваю свой презентик. Вот она разница: один букет от дорогого сердцу человека, ценнее в разы, чем тысячи роз от чужого мужчины. Вожу пальцами по волнистым краям розовых лепестков. Они словно из сотен бабочек сотканы, такие же нежные.
— Нравится? — папа достает карточку цветочного магазина из кармана. — Сорт «Пинк Мондиаль». Попросил мне записать. Матушка твоя по — любому захочет в саду такую красоту заиметь. Ей хоть не показывай новых цветов, занялась не на шутку.
— Очень нравится, — нюхаю, зарываясь лицом поглубже. Каждый праздник он мне цветы заказывает, но это другое. Тут частичка его внимания больше — он сам выбирал.
— Тебе и не такие дарят. Мой на фоне садов твоих слишком скромный, — смотрит на меня прищурившись. А я не пойму. Никуда не выкладывала, и само собой не говорила.
— Каких садов? Нереально красивый, не обижай мне его, — прижимаю к себе цветули, на что папа посмеивается.
— Да рассказывай. Наталья уже по всем сетям пронесла. Кто такой? Количество больно лихое. Ты у меня, конечно, красавица, но столько денег на веники…
Узнаю папу, мама часто жалуется, мол, совсем он не романтичный.
— Это за спасенную жизнь, пап, — приходится вкратце обрисовать ситуацию.
— Что у вас там за врачи такие? — вздыхает. К халатности он относит строго.
Передергиваю плечами. Всяко бывает.
— Почему Кирилла не привезла? Я б познакомился.
Ой, Кирюша — Кирюша. Он меня вез в аэропорт. Чуть на рейс до Москвы не опоздала. Болтун — балагур. Остановился на трассе и ждал пока расскажу ему, откуда столько цветов. Сдались они всем.
— Последнюю надежду мне решил спугнуть?
— Ой ли. Твоему мужу, — ловит периферическим зрением мой закат глаз. — Будущему, придется и через двадцать лет быть в тонусе. Блюсти чтоб лишнего себе не позволяли поклонники. Я ещё не забыл твою юность, — наглядно за сердце хватается.
— Скажешь тоже. Школа, репетиторы по химии, курсы оказания первой медицинской помощи, русские народные танцы, игра на арфе, гончарное дело. Что я еще забыла? — ещё санитаркам в больнице, где работал отец, помогала на добровольной основе. Про это специально молчу, он точно помнит.
— А всё для чего, как ты думаешь? — вид у отца говорящий, мол, да — да, чтоб и минуты у тебя не было на погулять. — Если бог тебе дочку пошлет, поймешь меня. С парнями проще. Хотя какие они бывают глупые, — качает головой, схватившись за нее одной рукой. — Сейчас увидишь.
— Чего ты племянника моего обзываешь?
— Бедный парень. У него без шансов. Что мать, что отец, — интонация заменяет слово «пропащая».
— Зато дед, — растягиваю в улыбке губы. Большой палец левой руки вверх поднимаю.
— Лисица, — смягчается папа.
Глава 33
Снова и снова перечитываю сообщения, полученные от Артёма:
«Какого хрена ты себе позволяешь? С каких пор по малолеткам пошла?»
«Совсем башкой двинулась на своем желании родить»
«Алёна, возьми трубку»
«Скучаю по тебе, моя девочка»
«Злюсь на тебя и всё равно очень люблю. Давай попробуем снова? Обещаю, будет последний раз. Не могу без тебя. Подыхаю»
Несколько десятков сообщений и столько же непринятых вызовов за последние два дня. Шумова понесло. Это нормально. Быть недовольным мной — его привычное состояние. Можно только порадоваться тому, что я далеко. Потому что как не крути, в состоянии бешенства, нечистая его всегда приносит ко мне домой. И я по итогу прикрываю свою слабость словами: «так жалко его», «впущу, чтоб соседям не мешал», «ладно, пусть у меня проспится». Если есть желание, человек со множеством вещей и ситуаций может справиться, но чаще всего мы делаем, преднамеренно, себе поблажки.