Думаешь бьётся?
Шрифт:
Вадик прости, если что.
— Алёна, — тон его голоса становится серьезным. — Будь добра, уважь нам всем разом. Отпуск — оптимальный вариант. Могу предложить охрану, но ты откажешься, — добавляет завидев выражение, которое моё лицо принимает. — Небезопасно. Константин Павлович не счел нужным тебя в детали посвящать. Я его понимаю прекрасно. И так, ты себе представить не можешь, какой это удар по мужской самооценке — подставить понравившуюся девушку. Что там психологи говорят о вашей эволюционно — генетической организации — подсознательно выбираете сильнейшего мужчину, чтобы произвести и сохранить
Нервно начинаю под столом пальцами друг о друга постукивать. Тут же вспоминается беспокойство Костиной мамы. Прижимаю два пальца к внутренней стороне запястья, под больший пальцем, лучевая артерия прощупывается прекрасно. Даже минуту держать не приходится, чтобы понять — учащенный пульс. И это не из — за Леонида.
Глава 68
Кто — то решил пустить в ход тяжелейшую артиллерию. После встречи с Леонидом я обнаружила в телефоне десяток пропущенных вызовов от Кости и сообщения от папы. Прислал электронные авиабилеты. До Москвы, а оттуда до Калининграда. Они как обычно — в один конец, без обратных. Па утверждает, что всё же надеется.
Очень интересно, кто же это додумался привлечь мужчину, единственного мужчину, которому я отказать не могу сил найти. Хочется верить, что это не Толя постарался.
Спектр чувств, которые я к Косте испытываю, как минимум удивляет. От безудержной неприязни за то, что так беспардонно вмешивается в мою упорядоченную жизнь, до какой — то, странного вида, улётности. Мне нравится находиться с ним рядом. Такие ощущения я уже подзабыла. Не хочу, но думаю о нём… Слишком. Слишком много. И столько же переживаю.
Заполнять свою жизнь другим человеком — дело опасное. Дыша кем — то одним, рискуешь преждевременно задохнуться. Единожды мои мечты уже были убиты, и не только они.
Злюсь на себя за это. До дрожи. Нельзя испытывать теплые чувства к тем, кто с твоими желаниями не считается. Полученные в течение жизни установки, ой как тяжело изменить.
В сборе вещей мне помогает Наташа, которая будто почувствовав моё состояние, с визитом нагрянула.
— Пить сегодня не будем, Алёнка. Ты уж прости, я за здоровый образ жизни взялась. Час пробил, на занятии йогой прямо почувствовала это, — деятельно сообщает с порога.
— Мочевым пузырем почувствовала?
В ответ на мою реплику подруга голову вскидывает и зависает, стоя на одной ноге, замочек ботинка другой ноги держа пальцами.
— Я не поняла… Это что тут за лань дерзкая отыскалась? Ты смотри, тетя Наташа и в угол может поставить. Дерзить она мне тут ещё будет, — бухтит возмущенно, продолжая разуваться.
Затем обнимаемся с ней долго — долго, покачиваясь из стороны в сторону. Восполняет мою недельную потребность в обнимашках.
— А куда ты собралась? — интересуется глядя на мой чемодан.
— К родителям, — стараюсь говорить равнодушно.
— Что случилось? — она на глазах подбирается. — Не ври только. Ты недавно была. Просто так ты часто их не навещаешь.
— У папы открытая трансляция операции намечается. Хочу поддержать.
— Ты из — за мальчика этого? Алён, я же просила тебя, — Ната берет меня за руку и тащит в гостиную. — Малышка, это слишком ответственный шаг. Будут у тебя ещё свои детки. Ты только представь, как тяжело тебе будет с ним одной, я не спорю, он может быть и хороший, но как ты работать продолжишь, если постоянно с ним по врачам будешь ездить? Сама говорила, что там ещё множество операций предстоит провести. Девочка моя, — обхватывает меня за затылок, и к себе прижимает.
Неожиданно для себя самой меня прорывает. Сказывается всё случившееся за последние недели, сидим с Наташкой и рыдаем обнявшись. Со стороны действо странное, но в эпицентре самое то, для разрядки эмоциональной.
Заказываем с ней доставку ужина на дом, и поглощаем его под какую — то сомнительную комедию. Весь вечер так и проходит, то плачем, то ржем. Обычные эмоционально нестабильные бабы.
Всевышние силы, судя по всему, решают, что этого для моей нервной системы недостаточно.
Провожая Нату до лифта, обращаю внимание на то, что свет на этаже не горит. Вообще у нас за этим следят. И черт меня дергает сделать несколько шагов к лестничной клетке… Сердце за малым не разрывается. Шуметь в ушах начинает.
Взгляд Артёма яростью и презрением пылает. Кожа лица гореть начинает. Впервые за все эти годы он с такой ненавистью на меня смотрит. Нас разделяет несколько метров, чертовски малое для него расстояние. Сама не замечаю, как пятиться назад начинаю. Не хочу, чтоб он ко мне прикасался, в таком состоянии точно нет. Возможно, инстинкт самосохранения срабатывает. Бросаюсь к двери со всей прытью, на которую только способна. Артём успевает ухватиться за кардиган, который на счастье расстегнут, на ходу его с себя сбрасываю и залетаю в квартиру. Закрыв дверь на все имеющиеся замки, лбом к ней прижимаюсь. Руки потряхивает, а сердце грохочет, повсюду. В груди, в ушах, на кончиков пальцев.
Сложно сказать, что именно в нем так напугало. Вернее всего волна негатива исходящая. Не помню, чтоб он когда — либо так часто и так сильно пил. И по отношению ко мне агрессивным не был.
— Алёна, открой! — слышу его убийственно ледяной голос из — за двери. В неё тут же влетает что — то тяжелое, с такой силой, что даже моя прислоненная голова вибрировать начинает.
Звуки ударов повторяются. Зажимаю уши ладонями и оседаю на пол, прямо на входе. Озноб пробивает. Закусываю губу и яркой боли, но и она в чувства не приводит. В этот момент мне становится дико страшно, вдруг так теперь будет всегда?
Мне не хватит сил вызвать полицию. Я — то знаю, что он хороший, пусть и где — то глубоко внутри. Портить его жизнь и карьеру я точно не стану. Как жить потом с этим?
Каждый новый удар отдается дрожью в теле.
Я бы открыла, но это точно сломает меня безвозвратно. Не глупа, понимаю, что не убьет, но от этого ещё сильнее его боюсь.
Вытираю влагу с щек, и слышу, что к нему кто — то выходит.
— Скройся отсюда! — негромко приказывает Артём сквозь зубы, не отходя от моей двери.