Думаешь бьётся?

Заозерная Марта

В ответ он глазами улыбается.

Концентрируюсь на задаче, пробы беру, раскладываю останки. Это сейчас первостепенно. Кто-то будет мамой хорошей. Кто-то женой. А я вот… Возможно смогу помочь кому-то, спасти от тюрьмы, например. Ошибка, халатность при составлении заключения может поломать чью-то жизнь.

Сутки прошли бы на одном дыхании, если бы в их второй части ко мне не подкатило руководство.

— Алёна, — протягивает мне папку. — По срокам — надо было вчера.

Киваю и забираю и из рук документы.

—

Это не всё. Проводит стажерка. Ты контролируешь.

Я бы сказала — раз плюнуть. Но с этой девушкой даже Гоша не смог сладить. Она чья-то дочка. Информация для меня настолько неважная, что даже не удосужилась уточнить чья именно. Какая разница? Я так-то тоже. Однако есть разница. Меня ругать было можно, её нельзя. Толя вышел из секционной в первый раз чуть ли дверью не хлопнув. А это само по себе событие.

Спустя час я понимаю причину негативного отношения друга к девушке.

Несколько раз, поочередно, селезенка и желудок полу побывали. С сопровождением «ой, я случайно».

Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Даже забываю о том, что меня впервые в жизни кинули.

Дальше больше. Так же случайно она вспарывает желчный пузырь и тут же бросает его в мусорное ведро, рядом стоящее.

Впору руками лицо прикрыть.

— Его, — указываю на ведро. — Ты сейчас достаешь и на место возвращаешь. Затем валишь отсюда. Курсы мясников здесь не проводят. Попроси папика на рынок тебя устроить.

Мусорное ведро у нас благо чистое оставалось еще. Но сам по себе факт дичайший. Злость клокочет внутри.

— Ты что сейчас сказала? — оборачивается пигалица ко мне и орать начинает. Понятно. Полоса истеричек к моей жизни не закончилась.

— Я сказала, что ты дура. И таким в медицине не место, — всё так же спокойно вещаю. — Пошла вон отсюда, — голову слегка в сторону двери наклоняю.

— Ты ещё пожалеешь, дрянь! — выкрикивает и к двери несется. Средний палец показываю, безразлично, увидит или нет. Она посильнее дверью хлопает.

Кощунство величайшее. После вскрытия всё должно оставаться ровно так, как до него. Максимум на экспертизы кусочки берём. Выкидывать — табу. Облокачиваюсь о край стола и выдыхаю. Крепко зажмуриваюсь.

Достаю свой набор инструментов из шкафа. Всё от большого секционного ножа до линейки и ложечек. Диктофон включаю. Когда в паре работаем, один озвучивает все что видит, второй стенографирует. Если один — диктофон в помощь. Без этого можно пропустить что-то важное. На своем ли месте органы, в каком они состоянии, от повреждений до цвета. После таких «специалистов» работать проблематично. Спасает то, что первоначальную картинку я всё же видела.

Глава 86

— Алёна, быстро села на место! — гаркает на меня Борис. Оборачиваюсь, желая узнать много ли слюны на стол улетело. — Я эту гадость не подпишу, — отталкивает от себя моё заявление на увольнение.

— Можете не подписывать. Уйду на больничный и почтой пришлю, — внутри нечто похожее на умиротворение чувствую.

После сильнейших взрывов природа начинает процесс восстановления, так и с нервной системой.

После секционной я успела поговорить с «крышей» дуры. Захотелось ему отчитать меня за то, что расстроила его девочку. Так мииило.

Само по себе это явление несущественное. Но для моей и без того истасканной, за последние дни, психики это стало катализатором. И вот я, в залитом кровью халате (и такое, детки, бывает, особенно когда за рукажопами подчищаешь), стою в кабинете руководителя.

— С Эльвирой я решу вопрос, Алёна. А ты отдохнешь пару недель и вернешься, — безуспешно старается продавить свою точку зрения голосом.

— Наотдыхалась уже за последнее время.

— Ты же знаешь, за случай со следственными органами мне до сих пор неудобно. Сейчас же ты глупость делаешь. У тебя самая крепкая психика. Не думал, что общение с Эльвирой приведет к такому итогу, — постукивает пальцами по переданному мной листу. — За неё попросили…

— Мне не интересно, — говорю достаточно жестко для того чтоб он понял.

— Уйди с глаз моих. Насколько красивая, настолько спесивая, — раздражение в его голосе проступает, однако, мягкое.

Да пожалуйста.

Тихо скольжу по полу. Бесшумно дверь за собой прикрываю. В размышлениях на тему — остаться подольше на работе или поехать домой спускаюсь по лестнице вниз. На наш этаж. В царство нашего Толяшки Аидовича.

Пройдя несколько ступенек второго пролёта, почти замираю. В холле в компании Макса стоит никто иной как Константин Павлович. Моё чудо мудачичье. Оу, уже не моё.

Кажется, что его прикосновения на своей коже чувствую, хотя просто смотрю на него с расстояния нескольких десятков метров. Столько раз за эти недели я просыпалась от того, что Костя гладил моё лицо… Что в восемнадцать, что в двадцать, что в тридцать мы ведемся на одну и ту же фигню. Равиоли с грибами глубоко в уши заталкиваются.

— Алён, подожди, — окликает меня, когда я уже почти скрываюсь за поворотом.

Останавливаюсь только когда он хватает меня за плечо.

Собираюсь с духом и оборачиваюсь с безучастным видом. Смотрю на него, блокирую всё что возможно.

— Привет, — его голос звучит так, словно бы всё нормально. Ничего необычного. Или может быть я что-то путаю и это не он потрахав меня вернулся к жене, пусть и бывшей.

На приветствие не отвечаю. Это к лучшему. Итак уже н*х*р мною был послан козлина из администрации города, и часа не прошло как. Я всё ещё помню эту незамысловатую комбинацию букв.

Давай уже, разродись побыстрее.

— Я хотел объяснить причины своего решения.

Да вы чо. Он серьёзно сейчас?

Естественно, не извиняться же сподобился. Слишком много было бы мне чести.