Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй
Шрифт:
– Как тебе? – поинтересовалась она и кивнула на капеллана.
– Мне так надоело, что он кромсает мой кинотеатр! – воскликнул я. – Иногда кажется, что и привык уже, а потом – раз! – и понимаю, что не привык ни на капельку даже.
– С каких пор это твой кинотеатр? – спросила новенькая.
– О! Я здесь прожил целую половину своего детства!.. – хотел сказать я, но меня перебил Женя.
Женька возбужден и крайне опасен, в руках у Жени что-то явственно тяжелое и не менее явственно острое, а он этим тяжелым и острым размахивает беспечно перед собой и во все стороны.
– Эй! Я буду! Пилить! – радостно
Видимо это и есть болгарская пила, только на пилу она совсем не похожа: толстая серо-металлическая ручка держит на себе диск с острыми зазубринами, зазубрины холодно блестят, переливаясь в свете утреннего, пробравшегося невесть как в кинозал, лучика солнца. Гадость, короче, а не штука эта пила болгарская!
Женя не стал дожидаться нашего ответа, или похвалы, или что он там еще мог бы от нас ожидать и ускакал куда-то радостно эйкая и держа пилу над головой.
– Дичь! – прокомментировал я Женино сообщение.
– Можно даже сказать, остроумно, – поделилась своим мнением новенькая.
– Остроумно? – переспросил я от удивления.
– В каком-то смысле, – подтвердила новенькая.
– Ты издеваешься! – припечатал я. – Никакого остроумия, одна сплошная дичь!
Новенькая спорить не стала.
Вскоре все-все-все узнали свои роли в предстоящем спектакле, главная из которых досталась Жене. Капеллан, наверно, дал ее ему потому просто, что Женя из нас самый сильный, а также самый крепкоголовый. Его обвяжут веревками и спустят по фасаду кинотеатра «Космос» до самой вывески, там он болгарской пилой перережет три штыречка, которыми крепится прекрасно-рукописная буква К. Держать веревки будут:
– Ты и ты! – капеллан тыкнул своей фальшивой рукой мне в грудь прямо под узел краснобархатного платка.
– А второй кто? – спросил я.
– Ты и ты! – выпалил капеллан. – Сказано же!
После недолгих расспросов выяснилось, что капеллан имеет ввиду меня и, вот уж этого я никак не ожидал, только что проснувшегося Витю. А с другой стороны если посмотреть, то ведь и некого больше мне в напарники поставить: Витя может быть и не сильный, но, наверное, самый сильный после Жени и меня. А еще он тяжелый, это тоже может сыграть свою роль, будет держать Женю если не собственной силой, то хотя бы силой гравитационной. Но все равно, я Вите даже и пустяка не доверил бы, не то что Женю в воздухе на веревке держать!
Сам капеллан во всем этом играл особенную роль: он движитель всего и в прямом и, как он объяснил, в символическом смысле.
Кстати, о движителе. Так как света давно уже нет, а пила, которую капеллан где-то раздобыл, работала именно от него, то вместе с пилой ему пришлось раздобыть где-то и генератор. И когда по его задумке мы спустим на веревках Женю и пилу, когда все остальные способные петь запоют на площадке перед Храмом гимн Осмосу, написанный по случаю, а неспособные петь начнут в такт гимну поднимать и опускать хоругви, капеллан заведет генератор света, который оживит болгарскую пилу, а Женя примется к «уничтожению главного барьера на пути к достижению Осмоса» – злосчастной букве К.
– Наши цели ясны, задачи определены, – подытожил капеллан. – За работу, сейчас же и немедленно! – выпалил капеллан и тут же куда-то исчез.
«Сейчас же и немедленно» означало у капеллана примерно часа через два времени, так что теперь я могу спокойно переварить происходящее. Хотя, чес-слово, переварить такое невозможно, не крокодил же я какой такое переваривать.
Мне захотелось попросить новенькую отвести меня куда-нибудь и совсем неважно куда, важно, чтоб далеко, как можно дальше от этого балагана. Уж лучше я буду с думками сидеть, чем притворять в жизнь шизофреничные фантазии капеллана. Я уже собрался было предложить новенькой уйти отсюда, вдруг капеллан не заметит моего отсутствия, не смотря даже на то, что мне во всем этом действии отводилась одна из центральных ролей, получалось же и раньше отлынивать от Храмовых обязанностей, ведь капеллан обычно следил за выполнением своих распоряжений не так рьяно, как раздавал их, но едва я раскрыл рот, собравшись с мыслями, откуда-то со сцены раздался скрипучий голос Три Погибели. За всей суматохой сегодняшнего утра я даже и не заметил, когда она успела появиться здесь у нас в кинозале, а может быть, она была тут и все время.
– Где этот вундер-киндер? – заорала Три Погибели по своему обыкновению обращаясь к своим туфлям, да так громко заорала, будто они находились не у нее перед носом в полуметре каком-нибудь, а то и меньше, и даже не в соседнем городе, а как минимум где-нибудь на другом континенте на другой стороне Земли. – И где мой инструмент?! – поинтересовалась Три Погибели у своих туфель уже не так громко, будто за секундочку они успели переплыть океан и оказаться хоть и далеко от нее, но все же с этой стороны планеты.
– Мне придется выкатить ее рояль, – сказал я новенькой. – Кого это, интересно, она ищет? – спросил я.
– Думаю, меня, – улыбнулась новенькая.
– Тебя? – удивился я. – Зачем?
Но новенькая не успела мне объяснить, потому что Женя молниеносно откликнулся на приказ Три Погибели и утащил меня за шиворот выкатывать рояль из-за кулис.
Мы с Женей выкатили рояль на середину сцены и пока катили, по пути приложились им с разгона к кафедре, и от удара кафедра глухо бухнула, а рояль зажужжал своими струнами, будто бы где-то у него во внутрях есть огромный улей разноголосых пчел, а мы с Женей его потревожили.
– Синие Шнурки! – заорала Три Погибели. – Если ты разломаешь мой рояль, я тотчас умру от горя, потому что радости никакой в этом мире для меня тогда не останется.
– Простите, – прокричал я в ответ, потому что когда на тебя кричат, пусть и не со зла, а от древности голосовых связок и старческой тугоухости, то невольно начинаешь кричать в ответ.
– Надеюсь она не станет рассказывать, как безрадостно зальет тут все своей кровью, пока будет умирать, – сказал я уже шепотом и Жене.
– Не бойся, не буду, – заверила меня, расслышавшая каким-то чудом мои слова, столетняя концертмейстерша. – Так где она? – проорала Три Погибели и тогда стало совершенно ясно, что новенькая права и Три Погибели понадобилась именно она, других ведь женщин во всей Новой Армии Спасения с роду не водилось, не считая саму Три Погибели, но кто же ее, Три Погибели, считать станет?!
– Я здесь, – ласково сказала новенькая.
– Садись! – проскрипела Три Погибели и указала своим портновским метром на стул, а когда новенькая на него села, села рядом и сама.