Думки. Апокалипсическая поэма. Том второй
Шрифт:
– Тогда он перестал бы быть Витей. Разве можем мы перестать быть собой просто по желанию?!
– Наверное нет, – согласился Фенек. – Но я все равно хотел бы, чтоб Витя был хорошим. Можно было бы с ним дружить.
– Представь, а что если все дело в нас, а не в Вите. Может быть для кого-то Витя хороший, просто не для нас?
– То есть он не плохой и не хороший, а и так и так?
– Да. Наверное. Может, и все мы такие, не плохие и не хорошие. Или так: все мы кому-то хорошие, а кому-то плохие. Помнишь Слепого
– Не такой уж он и громадина, – рассмеялся Фенек.
– А мне он показался самой настоящей громадиной, – рассмеялся и я. – Так вот, он плохой или хороший?
– Он плохой, он глаза собакам вырезает!
– А с нами он был добр, – напомнил я. – Так что?
– Что – что? – не понял Фенек.
– Хороший Слепой волк или плохой? – спрашиваю.
– Ты меня запутал. Так, как ты говоришь, все слишком сложно выходит, – поморщился Фенек. – А должно быть просто: хороший – хороший и значит, а если плохой – то плохой, – Фенек два раза рубанул воздух ребром своей ладоши.
Я улыбнулся.
– Ты это улыбаешься снис… снисх… ад…
– Снисходительно, – снисходительно подсказал я Феньку.
– Да, не улыбайся мне так. Ты просто уже почти взрослый, вот у тебя и мозги набекрень: хорошего от плохого отличить не можешь.
– Наверное, ты прав, – примирительно сказал я.
– Зачем вообще существует все плохое?! – воскликнул Фенек. – Не Витя, а вообще.
– Это риторический вопрос? – спросил я.
– Какой?
– Ты хочешь, чтоб я на него ответил или нет?
– А ты можешь на него ответить?
– Я не знаю могу ли. Я могу предположить.
– Предполагай, – разрешил Фенек.
– Знаешь почему есть тень? – спросил я и показал ему на тень от березок, растянувшуюся во всю длину бетонной площадки.
– Потому что светит солнце? – ответил Фенек.
– Вот именно!
Фенек растерялся:
– Что именно?
– Нет тени без солнышка. Нет тьмы без света. Само существование света обязывает к существованию тьму. Нет плохого без хорошего, нет Жени без Вити. Одно виновник другого и этого, видимо, не изменить.
Фенек тяжело на меня посмотрел:
– Если хорошее существует вместе с плохим, то чего в этом во всем может быть хорошего? – Фенек обвел своей лапкой бетонную площадку имея видимо в виду весь белый свет.
– Например то, что я встретил тебя, и Женю, – сказал я. – А еще я встретил новенькую. Мог бы ведь и не встретить, если бы не это вот все, – и я тоже обвел рукой бетонную площадку, имея ввиду весь белый свет.
– Это да, – раздумчиво согласился Фенек.
– Знаешь что? – мне вдруг очень захотелось поделиться, я почему-то почувствовал совершенную необходимость поделиться, а кому я могу сказать об этом кроме Фенька, не Жене же.
– Что? – спросил Фенек.
– Я ее люблю, – сказал я.
– Новенькую? – зачем-то уточнил Фенек.
– Новенькую, – подтвердил я.
Фенек фыркнул.
– Я ее тоже люблю, – равнодушно сказал он.
– Нет, – улыбнулся я, – я люблю ее совсем по-другому.
– Как по-другому? – удивился Фенек.
– Так, как мужчина любит женщину.
– Фууу! – протянул Фенек, схватился за свои коленки, поддался вперед, разинул пасть и сделал вид, что его сейчас стошнит.
– Только никому не говори, пожалуйста, – попросил я Фенька, – Женьке особенно.
– Фу! – повторил Фенек. – Уж поверь, я такие гадости про тебя болтать не стану!
Ветерок, наконец, утолкал куда-то свою картоночку и все будто бы стихло.
– А что значит, любить так, как мужчина любит женщину? – спросил Фенек. – Это значит, что тебе теперь с ней интересней, чем с нами?
– Ты обидишься, если я скажу тебе правду? – спросил я Фенька.
Фенек подумал.
– Наверно обижусь, – сказал он.
– Мне никогда ни с кем не будет интересней, чем с вами, – соврал я, а Фенек, кажется, все равно на меня обиделся.
Несколько времени мы сидели молча. Фенек попыхтел-попыхтел, пообижался, стукнул даже меня по коленке своим кулачком да и успокоился.
– А про ангелов ты тогда хорошо придумал, зря я на тебя разозлился, – сказал Фенек. – Если бы мы только могли стать ангелами!
– Так ты и так считай что ангел, – сказал я.
– Правда? – удивился Фенек.
– Правда, – я потрепал Фенька по его торчащим лопаткам на которых так и не выросли крылья. – Разве люди умеют так петь? Как ты умеют петь только ангелы.
Мордочка Фенька сровнялась цветом с его веснушками.
– Мне ведь, знаешь, радостно было жить, когда я думал, что стану ангелом, – сказал Фенек. – Так что ты ври-выдумывай, не стесняйся.
– Теперь разрешаешь? – спросил я.
– Теперь разрешаю, – уморно-серьезно подтвердил Фенек, – но только если по делу, а не просто так.
– Хорошо, – согласился я.
– Хорошо, – согласился со мной Фенек.
Мы помолчали еще чуть-чуть. Солнце, наверное, еще не успело скрыться за горизонтом, но отсюда его уже не видно: площадка перед кинотеатром «Космос» стала совсем теперь серой и неуютной.
– Пойдем спать, – предложил Фенек. – Капеллан, наверное, сейчас припрется со своими напутствованиями.
– Пойдем, – легко согласился я, оставаться одному на улице, окутанной серостью сумерек, решительно не хотелось.
– Зажги, пожалуйста, лампадку, – напомнил мне Фенек.
– Все еще боишься темноты? – поддразнил я Фенька.
– Нет, больше не боюсь, – сказал Фенек. – Это я раньше, когда лампадки не было, боялся.
В кинозале горит несколько керосиновых ламп, но почти все уже спят. Витя дрыхнет, Женя разложился на своем спортивном мате и тоже, наверное, дрыхнет.