Дунайские ночи (худ. Г. Малаков)
Шрифт:
При свете фар грузовика они хорошо видели возбужденного милиционера и сидящих на заднем сиденье пассажиров, но были очень далеки от понимания того, что происходит. Больше с любопытством, чем с тревогой, шумно переговариваясь, они соскакивали на землю, топали тяжелыми сапогами об асфальт дороги. И это было как раз то, что нужно. Создавалось впечатление, что солдаты готовы по команде старшины наброситься на пассажиров легковой машины.
— Выходи! — командовал Москаль и, схватив «Петра» за воротник пиджака, вытащил из машины:
— Руки из карманов! — Приказал старшина второму
«Иван» положил руки на спинку шоферского сиденья. Москаль почувствовал себя победителем, и это, как он впоследствии признавался, чуть его не погубило.
— Так и сидеть! Кушнирчук, бери мой пистолет и охраняй. Стреляй, в случае чего. Вперед! — Старшина отдал оружие карантинному инспектору, тряхнул «Петра» за шиворот и повел к темному домику, одиноко стоявшему у дороги. Это был дом молодого специалиста леспромхоза Михаила Горая и его жены.
Москаль ввел «Петра» в холодную боковушку, имеющую отдельный ход на улицу, постучал в перегородку, разбудил хозяев. Они, муж и жена, тотчас же появились в дверях с керосиновой лампой в руках.
С тревогой, естественной для людей, привыкших к тихой лесной жизни, смотрели они на знакомого милиционера и чужого человека, которого старшина держал за шиворот.
— Обыскивайте! — обращаясь к хозяевам, попросил старшина.
Муж и жена с недоумением переглянулись, не понимая, чего от них хочет Москаль.
— Выверните карманы!
Торопясь, неумело они обыскали преступника. На разостланном платке, который Мария Горай сняла со своей головы, оказались три пачки сторублевок, две пары золотых часов, карты Прикарпатья и пограничных районов соседних государств, пистолетная обойма, крошечный фотоаппарат, карандаши и автоматические ручки, различные документы.
Москаль потеснил преступника в дальний угол боковушки, посадил на корточки, лицом к стене.
— Вяжите! — приказал он и выбежал на улицу.
Михаил Горай и его жена растерянно стояли перед преступником. «Вяжи!» А чем вязать, если под руками нет ни веревки, ни проволоки, ни кожаного ремня, ни куска холстины!
— Вяжи! — шепотом проговорила Мария и сорвала со своего халатика узенький пояс.
С улицы донесся глухой пистолетный выстрел. Через несколько секунд послышались второй, потом третий.
Муж и жена встревоженно переглянулись.
Выстрелы вывели «Петра» из состояния растерянности и подавленности. Вскочив на ноги, он круто повернулся и, ударив Михаила Горая в живот головой, ринулся к двери. Мария вовремя успела подставить ему ногу. «Петро» упал лицом вниз, со связанными руками.
Горай оглушил его крепким ударом кулака и выскочил на улицу.
При ярком свете фар грузовика он увидел милиционера. Москаль лежал на земле, вблизи легковой машины, без фуражки и держался за живот. Горай бросился на помощь старшине.
Что же произошло здесь, около костра, пока связывали «Петра»?
…Подбежав к машине, Москаль широко распахнул дверцу машины, скомандовал:
— Выходи!
«Иван» опустил руку в карман, выхватил браунинг и выстрелил. Пуля угодила Москалю в живот. Он упал, чувствуя, как горячий поток крови струится по ногам. Но боли не было. Какое-то мгновение Москаль лежал на земле, держась за живот и размышляя, что делать. Вставать нельзя — подставишь себя еще раз под пулю.
— Стреляй, Кушнирчук! — хриплым шепотом приказал он инспектору.
Кушнирчук почему-то не стрелял. Тогда старшина поднялся с земли, выхватил у карантинного инспектора пистолет.
Опоздал! В машине прозвучал выстрел: «Иван» покончил с собой.
Старшина Москаль опустил пистолет, застонал и рухнул на землю. Теперь он чувствовал боль, и головокружение, и тошноту, и дрожь в руках и ногах, и страх.
Ивану Ивановичу стало ясно, что он доставил к границе преступников. И даже теперь хотя бы частично он мог еще искупить свою вину. Но такая мысль не пришла в его седую голову. Он трусливо отсиживался у костра. Потом оправдывался: «Ведь мне было приказано отойти к костру, не двигаться».
Верховинцы и лесник окружили милиционера.
— Ранен, Москаль? — спросил подбежавший Горай. — Куда тебя?
— Вези, друже, к доктору. На мотоцикле. Скорее!
— А легковая машина? Эй, шофер!…
— Не надо. Пусть все как есть. Ничего не трогать. Карауль, Кушнирчук!
Горай бросился к сараю, где стоял его мотоцикл. К счастью, машина оказалась послушной, несмотря на холодную ночь: завелась от первого же прикосновения ноги к стартерной педали.
Прогрев мотор, Горай подъехал к милиционеру, помог ему влезть на заднее сиденье мотоцикла.
— Смотри же тут, Кушнирчук!… — проговорил Москаль слабым голосом.
Старшина хотел еще что-то сказать, но раздумал, увидев хозяйку.
Мария Горай стояла на пороге дома, освещенная пламенем костра и фарами грузовика.
— Чего же ты стоишь, голова? — закричала Мария на мужа. — Мчись во весь дух к доктору! Ну!
Горай [1] осторожно объехал придорожную канаву по мостику и, выбравшись на автостраду, помчался в гору, в село, где была больница.
1
* Старшина Москаль, лесотехник Михаил Горай и его жена Мария — невыдуманные персонажи. Президиум Верховного Совета наградил Москаля орденом Красного Знамени, а Михаила и Марию Горай орденом Красной Звезды. Рассказ об их подвиге впервые опубликован автором в газете «Закарпатская правда»
«Петро» на всех допросах держал себя откровенно нагло. Еще при первом разговоре с Шатровым, сразу же после того, как его доставили в управление госбезопасности, он прямо сказал:
— Не рассчитывайте на мою трусость. Смерти я не боюсь. Раскаиваться ни в чем не собираюсь. Плакать мне не по ком. Жалеть и любить нечего. Надеяться не на что. Скучать не буду даже в гробу. Короче говоря, с того момента, как вы меня схватили, я положил на свою жизнь крест и сургучную печать. Ясно? А если ясно, сделайте вывод: не расколете ни сейчас, ни через месяц, ни через год, никогда! Ничего не скажу, что я, с чем меня едят, как присаливают.