Дунайский лоцман
Шрифт:
Как же должен вести себя Карл Драгош после такого открытия? Он еще не успел принять решения, как шум шагов на берегу заставил его быстро бросить портфель в глубину сундука, крышку он захлопнул. Но идущий не мог быть Илиа Брушем, ведь тот удалился всего десять минут назад.
— Господин Драгош! — позвал голос снаружи.
— Фридрих Ульман! — пробормотал Карл Драгош, с трудом поднялся и, шатаясь, вышел из каюты.
— Извините, что вас позвал, — сказал Фридрих Ульман. — Но я заметил, что ваш компаньон ушел, и знал, что вы один.
— Что у тебя? — спросил Карл Драгош.
— Новости, сударь. В эту ночь совершено преступление.
— Этой ночью! — вскричал Карл Драгош, тут же подумав об отсутствии Илиа Бруша в соответствующее время.
— Поблизости отсюда разгромлена вилла. Пострадал сторож.
— Убит?
— Тяжело ранен.
— Хорошо, — сказал Карл Драгош, сделав знак молчать.
Он погрузился в раздумье. Что делать? Конечно, действовать, и для этого у него хватит сил. Новость, только что полученная, оказалась наилучшим лекарством.
Да, надо действовать, но как? Дождаться возвращения Илиа Бруша, или, теперь понятно, Ладко, и неожиданно положить ему руку на плечо жестом, указывающим задержание именем закона? Да, наиболее благоразумно, потому что сейчас нет никакого сомнения в истинной личности так называемого рыболова. Старание скрыть эту личность, имя, которое, как выяснилось, оказалось его собственное, имя, чье народная молва приписывала атаману бандитов, отсутствие лауреата в прошлую ночь, что совпадало с новым преступлением, — все говорило Карлу Драгошу, что Илиа Бруш и есть разыскиваемый бандит.
Но ведь этот бандит спас ему жизнь!.. Вот что осложняло положение!
Как могло получиться, что грабитель, более того — убийца, бросился в воду, чтобы вытащить сыщика? И если эта невероятная вещь произошла, имеет ли право вырванный от смерти так ответить на благодеяние спасителя? Велик ли риск — хотя бы отсрочить арест? Теперь, когда фальшивый Илиа Бруш разоблачен, когда его личность установлена, ему немыслимо ускользнуть от полицейских агентов, разбросанных по реке, и если расследование приведет к так называемому рыболову-лауреату, у Карла Драгоша под руками окажется более многочисленный персонал, и арест легче будет произвести, не обнаруживая собственную роль…
Наверное, пять минут Карл Драгош на всякие лады обдумывал решение, какое предстояло принять.
Отправиться, не повидав Илиа Бруша? Или остаться, спрятать Фридриха Ульмана в засаду рядом с баржей и, когда рыболов появится, неожиданно броситься на него, отложив объяснения на дальнейшее?… Нет, решительно нет. Ответить предательством на самоотверженный поступок! Лучше было, рискуя репутацией, дать разбойнику возможность скрыться, потом начать розыски и на время забыть то, что знал. Если следствие все-таки приведет к Илиа Брушу, если долг заставит рассматривать своего спасителя как врага, тогда, по крайней мере, они станут биться лицом к лицу и после того, как Драгош даст противнику время приготовиться к защите.
Рассмотрев десяток последствий, вытекающих из его решения, Карл Драгош скрылся в каюте. Поспешно набросанной запиской он предупредил Илиа Бруша о своей необходимости отлучиться и просил хозяина подождать его по меньшей мере сутки.
— Сколько у нас людей? — спросил он, выйдя из каюты.
— На месте двое, но уже объявлен сбор. К вечеру станет двенадцать.
— Хорошо, — одобрил Карл Драгош. — Ты, кажется, сказал, что место преступления недалеко?
— Всего в двух километрах, — ответил Ульман.
— Веди меня, — сказал Карл Драгош и выпрыгнул на берег.
Глава IX
ДВА ПОРАЖЕНИЯ КАРЛА ДРАГОША
В северной части Венгрии Карпаты описывают огромную дугу, кое-где разделяясь на второстепенные отроги. Один из них достигает Дуная в окрестностях Грона, где оканчивается на правом берегу горой Пилиш в семьсот шестьдесят шесть метров высоты.
Преступление совершилось у подножия этой невысокой возвышенности, к ней и отправился Карл Драгош, чтобы попытаться отыскать преступников.
Украдкой покинув баржу, он сделал над собой усилие и, несмотря на слабость, принял предложение Фридриха Ульмана.
А несколькими часами раньше тяжело нагруженная телега остановилась перед плохонькой гостиницей, построенной возле подножия горы Пилиш при спуске к Дунаю.
Постоялый двор расположился очень удачно: на скрещении трех путей.
Его не могли миновать ломовики, подвозившие товар для перегрузки на суда.
Приехали, когда солнце едва поднялось. В доме еще спали, надежно защищенные толстыми ставнями.
— Эй, там, в трактире! — закричал один из двоих, сопровождавших повозку, колотя в дверь рукояткой кнута.
— Сейчас! — отвечал разбуженный трактирщик.
Его всклокоченная голова показалась в окне.
— Чего вам? — бесцеремонно спросил трактирщик.
— Сначала есть, потом спать, — ответил возчик.
Повозка въехала во двор. Возчики поспешили распрячь лошадей и отвести в конюшню, где им засыпали обильный корм. Хозяин не переставал суетиться около ранних посетителей. Ему хотелось завязать разговор, но ломовики, напротив, не желали отвечать.
— Вы очень рано приехали, друзья, — не унимался трактирщик. — Наверное, находились ночью в дороге?
— Наверное, — ответил один из возчиков.
— И далеко направляетесь?
— Далеко или близко — это наше дело, — был ответ.
Трактирщик явно обиделся, но воздержался от замечаний.
— Зачем ты мучаешь этого добряка, Фогель? — вмешался другой возчик, до того не открывавший рта. — У нас нет причин скрывать, что мы направляемся в Сентендре.
— Возможно, мы и не скрываем, — грубо возразил Фогель, — но, я думаю, это не касается никого.