Дурак
Шрифт:
— Я ее возьму! — ляпнул Эдгар.
— Никого ты не возьмешь, саложопый, жуколобый, песьеёбый пентюх! — мог случайно вскричать я.
— Никого ты не возьмешь, — сказал Глостер, отпихнув сынка обратно в кресло.
— Ну так я ее возьму, — сказал принц Франции. — Она сама себе приданое.
— Да еб же твою мать!
— Карман, довольно! — рявкнул король. — Стража, вывести его наружу и держать, пока воля моя не исполнится.
Сзади подошли два йомена и схватили меня под мышки. Где-то застонал Харчок, и я обернулся — подручный мой прятался за колонной. Раньше такого не бывало — ничего подобного никогда не случалось. Я патентованный дурак, мне можно все! Лишь я имею право все говорить, как есть, в лицо власти — я главная нахальная мартышка короля всей Блядь-Британии!
— Ты сам не понимаешь, куда лезешь, Француз! Ты ее ноги видал? О, может, тебе того и надо — пусть на виноградниках твоих вкалывает, виноград давит, да? Вашчество, этот парафин желает ее в рабство продать, попомните мои слова.
Но до конца этого никто не услышал — йомены выволокли меня из залы и бросили в сенях. Я хотел было оглушить одного Куканом, но этот громила перехватил мою куклу за палку и заткнул себе позади за пояс.
— Извини, Кармашек, — сказал Куран, капитан гвардии, матерый медведь в кольчуге. Он держал меня за правое плечо. — Приказ прямой, а ты как-то уж очень быстро резал себе глотку собственным языком.
— Еще чего, — ответил я. — Да он меня пальцем не тронет.
— Я б тоже так сказал, если б еще до заката он не выгнал лучшего друга и не отказался от любимой дочери. До того, чтоб дурака повесить, — легкий шаг, парнишка.
— Знамо дело, — рек я. — Ты прав. Отпускай меня.
— Пока король с делами не покончит, и не рыпайся, — ответил старый йомен.
Распахнулись двери, вострубила анемичная фанфара. Изнутри показался принц Франции, с ним под руку — Корделия. Она вся блистала, но улыбка ее была мрачна. Челюсти крепко сжаты, это было хорошо заметно, но принцесса расслабилась, завидев меня, а пламя гнева во взоре ее несколько пригасло.
— Так вы, значит, с Принц-Лягухом отваливаете? — молвил я.
Француз на это рассмеялся — вот же окаянный галльский жопоеб, прости господи. Ничто так не раздражает, как благородная персона, ведущая себя благородно.
— Да, Карман, я уезжаю, но тебе я скажу одно — и ты должен это запомнить и никогда не забывать…
— И то и другое сразу?
— Заткнись!
— Слушаюсь, госпожа.
— Ты всегда должен помнить и никогда не забывать, что ты, будучи Шутом Черным, шутом темным, Королевским Шутом, патентованным дураком и Олухом Царя Небесного, призван был сюда вовсе не для этого. Ты здесь для того, чтобы услаждать меня. Меня! Поэтому когда сложишь с себя все титулы, дурак останется, и он — отныне и навсегда — мойдурак.
— Батюшки, да во Франции ты хорошо устроишься — там противность почитается за добродетель.
— Мой!
— Отныне и навсегда, миледи.
— Можешь поцеловать мне руку, дурак.
Йомен отпустил меня, и я склонился к ее руке. Но принцесса ее отдернула, развернулась, опахнув меня полою платья, и двинулась прочь.
— Извини, я тебя разыграла.
Я улыбнулся в пол.
— Вот сучка.
— Мне будет не хватать тебя, Карман, — бросила она через плечо и поспешила вдоль по коридору.
— Так возьми меня с собой! Возьми нас обоих с Харчком. Француз, тебе же пригодится блистательный шут и огромный неуклюжий мешок ветров, а?
Но принц покачал головой — и, на мой вкус, в глазах его читалось чересчур много жалости.
— Ты шут Лира — с Лиром тебе и быть.
— Твоя жена только что другое сказала.
— Ничего, научится, — ответил принц. Он развернулся и направился вслед за Корделией. Я кинулся было за ними, но капитан зацепил меня за руку.
— Отпусти ее, парнишка.
Следом из залы вышли сестры с мужьями. Не успел я и рта раскрыть, как капитан мне его плотно закупорил ладонью и поднял над полом. Я брыкался. Корнуолл потянулся к кинжалу, но Регана урезонила его:
— Ты только что заполучил себе королевство, мой герцог, а вредителей истреблять — холопья потеха. Пусть жалкий дурень маринуется в собственной желчи.
Она меня хотела. Это ясно.
Гонерилья даже не глянула мне в глаза — поспешила мимо, а супруг ее Олбани лишь покачал головой, проходя. Сотня блистательных острот скончалась от удушья у меня на языке под толстою перчаткой капитана. Лишенный сим дара речи, я потряс герцогу своим гульфиком и попробовал исторгнуть из недр выхлоп, но, увы, заднепроходная труба моя не нашла в себе ни единой ноты.
И тут, словно бы боги решили мне на выручку прислать свое смутное и вонючее воплощение, в дверях возник Харчок. Шел он несколько прямее, чем было ему свойственно. Не сразу я понял, в чем дело: кто-то накинул ему на шею петлю, приделанную к копью, которое острием едва ли не вонзалось ему в затылок. Следом в коридор вышел Эдмунд. Он держал другой конец копья, а по бокам шли два латника.
— Капитан, значит, с тобой тут развлекается, Карман? — поинтересовался Харчок, не ведая, какая опасность нависла над ним самим.
Куран уронил меня на пол, но придержал за плечи, чтоб я не кинулся на ублюдка. Отец и брат Эдмунда маячили у него за спиной.
— Ты был прав, Карман, — сказал ублюдок, чуть подталкивая Харчка острием, чтобы вернее дошло. — Убить тебя будет довольно, дабы навсегда скрепить мое неблагоприятное положение, а вот заложник — это пригодится. Мне так понравилось твое представление в зале, что я убедил короля предоставить мне собственного шута, и гляди, что он мне подарил. Отправится с нами в Глостер, чтобы ты наверняка не забыл о своем обещании.
— Незачем тыкать в него копьем, ублюдок. Он сам поедет, если я скажу.
— Мы едем на каникулы, Карман? — спросил Харчок. Струйка крови уже стекала у него по шее.
Я подошел к гиганту.
— Нет, паренек, — сказал я, — ты поедешь вот с этим вымеском. Делай, как он скажет. — Я повернулся к капитану. — Дай мне нож.
Капитан окинул взглядом Эдмунда и двух латников, уже взявшихся за рукояти мечей.
— Даже не знаю, Карман…
— Дай нож, блядь! — Я вихрем повернулся, выхватил кинжал из-за пояса Курана, и не успели латники дернуться, разрезал веревку у Харчка на шее и оттолкнул копье Эдмунда.