Дуракам всегда везёт
Шрифт:
– То есть я полетел? – неуверенно вскрикнул командир.
– Людей-пассажиров сперва спроси, – зло ответил начальник порта. – Может, кто натурально думает, что пора завязывать жить. Пахать, сеять, убирать в поту, да ещё премии получать смешные. Может, обрыдло им надрываться в полях и они согласны гробануться в прах где-нибудь над озером Камышным! Спроси!
– Товарищи, если кто отказывается лететь – сдайте билет. Получите деньги, – вышел из двери второй пилот Геннадий Колесников. Его тоже все знали. Он с командиром лет пятнадцать летал. – А кто с нами, те пошли гуськом в лайнер.
Лёха
До самолёта было метров сто. Народ одолел их короткими рывками, падая, отталкиваясь валенками от наста, замёрзшего под мягким снегом, придерживая руками по очереди всё, что ветер мог вырвать и утащить к чёртовой матери. То есть неизвестно куда. В салоне «АН-2» было бы совсем уютно и тихо, если бы не скрипели переборки фюзеляжа и самолёт не покачивало как на аттракционе «пьяная карусель» в горпарке культуры.
Летчики сняли свои синие пальто и повесили на штыри перед кабиной.
– От винта! – мощно заголосил второй пилот положенную по инструкции фразу, хотя вокруг самолёта колыхалась снежными катящимися валиками только степь ровная и даже храбрые вороны сидели вдали за длинными высокими сугробами. Взревел движок, «аннушку» стало трясти и понесло тихо на тормозах против ветра, бьющегося об винт на скорости семнадцать метров в секунду. Колодки тормозные техник убрал заранее, иначе пришлось бы сильно рисковать под пропеллером, если бы машину развернуло вбок до разгона.
– Все держитесь за скамейки или переборки, – высунулся Колесников, второй пилот. Он же штурман. – Отпускаем тормоза. Возможен резкий подъём носа.
Предсказание его сбылось мгновенно. Мотор тужился так обречённо, как гражданин, страдающий ничем неизлечимым запором. Потом пол самолёта переместился почти в вертикальное положение и народ вместе с ручной кладью ссыпался в хвост, глухо врезаясь в десяток мешков с пшеницей. Её кто-то вёз на базар, на продажу. Лёха выронил портфель в процессе падения, но через секунду он сам рухнул ему на голову. Двигатель продолжал битву со встречным ветром и победил. Минут через пятнадцать « АН-2» полетел ровно. Народ спокойно поднялся с мешков и расселся по своим местам.
– Полет будет проходить на высоте пятьсот метров со скоростью двести, а если ветер поменяется, то и двести пятьдесят километров в час, – высунулся из кабины командир. – Разрешаю курить, пить и закусывать. Дорога дальняя. Голодать глупо.
Лёха Малович не пил, есть тоже не хотел, а потому стал пялиться в толстый иллюминатор. Летели над трассой Омск-Зарайск. Она была ровной и прямой как путь к коммунизму. Жаль, но лежала асфальтовая тропа в сорока километрах от Кайдуруна, а то бы по ней без приключений и на скорости можно было добраться наземным ходом до города. Больше в степи не было ничего. Снег и редкие маленькие лесопосадки для задержания снега, каких в Кайдуруне почему-то не высадили. По трассе навстречу самолёту как во сне плелась машина с будкой. Продукты, наверное, везла. Лёха наклонился, вытянул шею, чтобы посмотреть назад, но не успел. «Кукурузник» мотнуло вправо, после чего он, как прыгун в воду с вышки, рухнул вниз.
– О-о-о-о! – заверещали все, кроме пилотов.
– Чё, всё, что ли? – крикнул в кабину дед лет шестидесяти, одетый в городское пальто с каракулевым воротником и оторочкой на рукавах из того же каракуля. На голове деда, лихо сдвинутая на ухо, держалась чудом кроличья шапка. К родственникам, видно, погостить летел. – Можно начинать тихо молиться?
– Это, мать-автомать, нормальная воздушная яма, – вылетел, но успел зацепиться за поручень возле кабины второй пилот. – И прошу всех записать на чём угодно. Эти самолёты, «Ан- 2» – не па-да-ют! Ну, не падают, блин, они! Планируют как планеры даже если мотор отвалится. Всем ясно?
– А ям этих ишшо много наклёвывается? – спросила тётка в шали и толстом полушубке. – А то я не успела провалиться вместе с самолётом и башкой треснулась вот об эту штуку под крышей.
– Не разбила? – пригляделся пилот. – Это фонарь для пассажиров. Когда по темну летим – включаем, чтобы народу не скучно было впотьмах тосковать.
Тут «кукурузник» стукнулся об дно ямы, заскрипел всеми деталями и снова полетел ровно. Успокоился.
– Мля, что-то меня блевать тянет.– Заныл пьяный мужик с курчавой причёской, которая постоянно пружинками волос скидывала с головы шапку.– Тошнит, если совсем по-культурному выражаться. Так что пол заляпаю сейчас. А, может, и стены.
Лёха сбегал в кабину, притащил пять пакетов из серой прочной бумаги. В такую магазины масло заворачивают или жирную халву.
– Остальные тоже, наверное, кому-нибудь пригодятся, – сказал он и уложил пакеты между двумя мужиками. Тот, кого тошнило, от пакета отказался.
– Прошло, – заржал он. – Такой у меня крепкий организм.
Примерно полтора часа летели почти без приключений. Если не считать ещё пяти падений в «ямы». А началось всё основное уже за восемьдесят километров, как сказал потом командир, до города Зарайска.
– Три ноля четвёртый,– захрюкала рация. – Вы в зоне верного управления полётами диспетчерской службы аэропорта города Зарайска. Принять эшелон двести пятьдесят. Коридор третий. У нас северный ветер. Двенадцать метров в секунду. Заходите по правому кругу с юга против ветра. Как понял, Сергей Михалыч?
– На хрена такой высокий эшелон? Там воздуха нет. Выдуло. Там почти стратосфера,– крикнул командир. – Винту зацепиться не за что. Давай двести! И без захода с юга. Я по ветру лучше сяду.
– Выполнять! – истерически захрипел диспетчер. – Нелётная погода. Зарайск закрыт. Тебя, наглеца, одного принимаем. С женой дома спорь, сколько вытянешь. А мой приказ выполнять!
– Да мать же твою, Володя, умник ты хренов. Меня опрокинет назад, если против ветра пойду. – Командир озверел. – Обороты же сбросить надо. Опрокинет меня через хвост!
– Я на себя ответственность объявил начальнику порта, – крикнул Володя.
–
Меняй эшелон и пошёл на круг.
– Живыми сядем, я тебе из морды блин сделаю! – свирепо ответил командир, резко поднял нос и завалил машину на правое крыло.