Дураков нет
Шрифт:
– Скотина, – сказал он двери.
Карл покачал головой, протянул ему лом.
– Дай я. – Он просунул руку внутрь и отпер дверь. Стекло похрустывало под ногами.
Тут Салли вспомнил об Уилле и с изумлением обнаружил, что мальчик плачет. Салли подошел к внуку и сел на нижнюю ступеньку, чтобы встретиться с внуком глазами.
– Эй, – сказал Салли, и Уилл посмотрел на него. – Что случилось?
Уилл отвернулся.
– Дедушка тебя напугал? – догадался Салли.
Мальчик шмыгнул носом.
– Я не хотел.
Уилл снова взглянул на него, глаза были
– Теперь можно зайти в дом, – сказал Салли. – Разве ты не хочешь посмотреть, где дедушка вырос?
– Дедушка Ральф?
– Нет. Дедушка я. Там совсем не страшно, вот увидишь.
Уилл снова шмыгнул носом, он все еще тихо плакал. Сильнее всего ему хотелось плакать от доброты деда Салли. Казалось, дедушке правда нужно, чтобы Уилл был храбрым, и от этого храбрость давалась еще труднее.
– Дедушка не допустит, чтобы с тобой что-то случилось, – сказал Салли, Уилл потупился, и Салли добавил: – Эй… посмотри на меня.
Уилл послушался.
– Хватит плакать.
Уилл подавил всхлип.
– Молодец, – сказал дед. – Ну что. Решай. Мы можем зайти на минутку внутрь, и ты увидишь, где дедушка вырос, или мы можем пойти к папе в другой дом.
– Ладно, – прохрипел Уилл.
– Ладно что?
– Пойдем к папе, – выдавил Уилл, не сомневаясь как в том, что это неправильный ответ, так и в том, что ничего другого он ответить не мог.
– Господи, – пробормотал его дед. – Иисусе Христе.
Когда Салли подъехал к дому Майлза Андерсона, Руб с Питером отдыхали – Руб сидел на ступеньках крыльца, Питер чуть поодаль, прислонясь спиною к двери. Неизвестно, сколько именно они так просидели, пять минут или целый час, а раз неизвестно, то Салли решил, что час. И, судя по всему, столько же времени они не разговаривали друг с другом. Руб по-прежнему досадовал на Питера, как досадовал на всех прочих – мисс Берил, Уэрфа, Рут, Карла Робака, – с кем ему приходилось соперничать за внимание лучшего друга. Разница в том, что эти прочие не лезли к ним в рабочие дни и не отнимали драгоценное время, которое Салли мог бы провести с Рубом. Питер раз-другой вяло попытался заговорить с Рубом, но явно не стремился подружиться с ним во что бы то ни стало.
Но все же хоть что-то они сделали. Подровняли кусты форзиции, свалили ветки и сучья кучей на террасе. Топор Салли вертикально воткнули в ствол дерева, пень от которого торчал перед домом. Вокруг пня валялись щепки, но в целом Руб с Питером мало в чем преуспели. Руб прав. Корни у вязов как отсюда до Китая. Салли ничуть не расстроился. Пни корчевать – адская работенка, но с этим он справится и один, когда наступит весна и земля оттает. Топором и лопатой, а может, возьмет у кого-нибудь бензопилу, но главное, что этим делом можно заниматься стоя. Он привык к подобной работе, он делал ее всю жизнь, эта работа не требовала особых умений, только упорства и уверенности, что рано или поздно пень ему покорится. Конечно, разумнее было бы выполнить эту работу иначе, с помощью специального оборудования, так вышло бы легче и быстрее. Рут всегда говорила, что если бы Салли
Уилл пробежал по дорожке мимо Салли к отцу, тот понимающе всмотрелся в лицо сына. Мальчик уже успокоился, но Питер, внимательный отец, видимо, заметил, что сын плакал. Салли никогда не знал, как вести себя с теми, кому горько, даже если горько ему самому, и считал одной из загадок жизни, что другие люди каким-то чудом замечают, когда кто-то горюет или недавно горевал. Каждая женщина, с кем у Салли были отношения, упрекала его, что он не замечает, когда ей горько. Даже его собственный сын обладает этой способностью, которой Салли, увы, лишен.
– Ты вроде говорил, что приедешь сразу, как закончишь у Хэтти, – произнес Руб обиженно, как ребенок, переживающий из-за того, что взрослый не сдержал обещание.
– Я и приехал, – сказал Салли.
– Скоро обед, – заметил Руб. – Но ты, наверное, и обедать нас не отпустишь?
– Иди, – предложил Салли. – Все равно ничего не делаешь, так хоть поешь.
– Мы ждали пикап, – пояснил Руб. – Тут веток на десять ходок.
Салли протянул ему ключи.
– Постарайся не сломать, – сказал он. – Хотя бы пока я не внесу первый платеж.
– Я ни разу не сломал ни одной твоей машины, – ответил Руб.
– Поэтому мы с тобой все еще дружим, – заверил Салли.
Руб пожал плечами.
– Ты теперь дружишь с ним, – грустно заметил он, понизив голос, чтобы Питер не услышал.
– Он мой сын, – сказал Салли. – Мне жаль, что ты против, но я могу дружить с собственным сыном, если захочу.
– Ты ему даже не нравишься, – указал Руб.
– Это правда, – признал Салли, не заботясь о том, слышит ли Питер. – Но со временем он оттает. Ему просто нужно примириться с тем, что я игнорировал его тридцать лет. Он пока что не понял, что я делал это для его же блага.
Руб нахмурился еще сильнее:
– Почему он все время зовет меня Санчо? Он как будто считает меня дураком.
– Ну… – протянул Салли.
Руб не сдержал улыбки.
– Почему я не обижаюсь, когда ты называешь меня дураком?
Салли тоже улыбнулся. Никто не поднимал ему настроение быстрее Руба.
– Потому что мы с тобой друзья. И можем говорить друг другу правду.
– Почему тогда я не называю тебя дураком?
– Потому что я умный, – сказал Салли.
Руб вздохнул. Они и прежде вели подобные разговоры, и заканчивались те всегда одинаково.
Питер о чем-то негромко беседовал с Уиллом, мальчик устроился у него на коленях. Питер слушал, кивал понимающе, потом посмотрел на Салли и сказал что-то сыну – что именно, Салли не слышал. Мальчик спустился с крыльца, прошел по дорожке и забрался на переднее сиденье стоявшего у тротуара “эль камино”.
– Я, наверное, отвезу его домой, – сказал Питер, ни к кому не обращаясь. – Мама уже должна была вернуться.
– Окей. – Салли встретился взглядом с сыном, тот смотрел с упреком.
– Ты не хочешь рассказать мне, что случилось?