Дураков нет

Руссо Ричард

– Извините, – сказал он.

– Она там почти не голая, – продолжал толстяк. – Даже мохнатки не видно.

К собственному удивлению, Салли вдруг охватила злость – совсем как Веру. Он обрадовался, что ее нет и она не слышит, как в доме ее отца произнесли такое слово.

– На вашем месте я не стал бы подавать на нее в суд, – посоветовал он толстяку.

– Лады, – согласился тот. – С соседями ссориться ни к чему.

Салли подошел к окну, выглянул на улицу. Веру усаживали в “скорую”. Толпа расходилась. Чуть погодя Салли вышел из дома.

Ральф сидел на крыльце, держась за перила. Салли

опустился рядом, и Ральф показал ему трясущуюся руку:

– Я теперь просто комок нервов. Ты только посмотри на это.

– Все уже позади, – ответил Салли.

– И почему люди не могут поладить? – грустно завел Ральф любимую песню. – Никогда этого не пойму.

Салли не сдержал улыбки.

– Ее отец действительно содержал этот дом в порядке. – Ральф оглядел просевшие половицы крыльца. – Наверное, ей больно видеть его в таком состоянии.

– И я ее понимаю, – сказал Салли, покривив душой.

Ему-то было приятно видеть, как дом Большого Джима гниет и разваливается. Но он был готов признать, что обе позиции не особенно здравые – и Верина, и его.

– Ты все сделал правильно, – произнес Ральф, очевидно имея в виду, что Салли ударил Веру.

Салли рад был это услышать, поскольку сам пришел к противоположному заключению.

– Если ты хочешь к ней в больницу, – сказал он, – я могу тебя подвезти.

– С ней Питер. Я буду мешать. – Ральф рассматривал свои дрожащие руки. – От меня уже мало толку.

Салли выудил из кармана пузырек с последними пилюлями, которые дал ему Джоко, вытряхнул две штуки:

– На, прими.

– Что это?

– Понятия не имею, – признался Салли. – Но успокоит железно.

Ральф сунул таблетку в карман рубашки, Салли свою проглотил насухую.

– Как тебе это удается? – спросил Ральф.

– Не знаю, – ответил Салли. – Удается, и все тут.

– Пойду-ка я домой. – Ральф с трудом поднялся, опираясь на перила. – Уилл, наверное, смотрит на секундомер, который ты ему дал, и думает, что все его бросили.

В суматохе Салли забыл о мальчишке. И сейчас представил, как внук сидит один дома, стараясь не паниковать. А может, уже паникует. У Салли засосало под ложечкой, точно малая толика страха, который чувствовал Уилл, передалась ему, и задумался, почему же он снова забыл о внуке. И Вера, и Рут всегда злились на него как раз за то, что он способен упустить из виду важное. “Как ты мог? – спрашивали обе в разное время их отношений. – Как можно взять и забыть про человека?” Салли понимал, что вопрос риторический, и никогда не отвечал. Но если бы от него потребовали ответить, он сказал бы то же, что сейчас Ральфу, когда тот поинтересовался, как Салли удается проглотить таблетку насухую. “Понятия не имею. Удается, и все тут”.

* * *

Еще через четверть часа Салли сидел один в “Лошади” с краю стойки, ополовинив первую из, несомненно, множества бутылок пива, ждал, когда подействует пилюля Джоко, подумывал, не принять ли вторую, так, на всякий случай (один вариант), или не выпить ли виски, чтобы первая заработала (другой вариант), или положиться на то, что он занял правильную позицию в конце стойки (третий вариант) и найдет на что отвлечься. Побывав свидетелем нервного срыва Веры, выслушав ее прочувствованное признание, как

сильно она ненавидит бывшего мужа, увидев, как ее усаживают в “скорую” и везут в больницу, чтобы дать успокоительное, Салли понял, что его надежные, проверенные временем защитные реакции уже не действуют; кровь так настойчиво стучала в колене, что боль грозила достигнуть нового крещендо ритмической музыкальной агонии, оркестр уже настраивался, разыгрывался, бренчал по струнам, дул в трубы, постукивал по барабанам, дожидаясь только удара тарелок, после которого – Салли не сомневался – он отключится. Салли уже чувствовал, как сволочь-ударник поднимается на ноги в заднем ряду, в каждой руке по тарелке, как ухмыляется, готовясь дать себе волю. Разумеется, то был не кто иной, как его отец – музыкант, что издает один-единственный звук, мстительный перкуссионист с тарелкой в каждой руке, что выжидает с ухмылкой: готовься, ублюдок, сейчас вдарю. Большой Джим занес тарелки над головой, чтобы грохнуло посильнее. “По-твоему, это музыка?” – вот о чем Салли спросил бы его.

– О какой музыке речь? – Уэрф скользнул на табурет рядом с Салли.

– Я не с тобой разговаривал.

Уэрф впился в него внимательным взглядом.

– У тебя такой вид, будто ты сейчас врежешь дуба.

– Я только что принял таблетку, – сказал Салли. – Как только она подействует, мне тут же и полегчает.

Уэрф слез с табурета.

– Пойду отолью. Возьми мне газировку, и пусть туда выжмут чуточку лайма, – попросил он.

– Окей.

– И когда принесут, заплати за нее.

– Окей.

– И яйцо маринованное возьми, я сегодня еще не ел. Смотрю, лояльная оппозиция тоже здесь. – Уэрф указал на большой стол в углу, за ним сидели восемь человек, в том числе Сэтч Генри и Олли Куинн.

Салли не обратил на них внимания.

– Меня они за свой стол не звали, – сказал Салли.

– Меня тоже, – признался Уэрф. – Наверное, побоялись, что мы откажемся в грубой форме.

Салли согласился:

– Один из нас уж точно отказался бы.

– Смотри, кто еще вернулся. – Уэрф указал на бармена Джеффа, тот вновь хлопотал за стойкой.

Салли кивнул:

– Первую бутылку он выдал мне за счет заведения.

– Я скоро. – Уэрф ушел.

По пути в туалет он едва не столкнулся с Карлом Робаком, тот как раз вошел в таверну. Карла держала под руку молодая женщина – судя по виду, где-то под тридцать. Не такая красавица, как Тоби Робак, то есть не из высшей лиги, но и не из низшей. Длинные волосы женщины были распущены, и когда Карл Робак предложил повесить ее куртку на вешалку у дверей, она ответила: нет, мне холодно. “Так цепляется за куртку, будто под ней ничего нет, – подумал Салли. – А может, потому что она с Карлом Робаком”.

– Вот от этого человека тебе лучше держаться как можно дальше, – сказал женщине Карл, устраиваясь рядом с Салли у края стойки. – Диди, знакомься, это Салли. Салли, это очаровательная Дейрдре.

Женщина оглядела Салли с неподдельным интересом – по крайней мере, ему так показалось.

– Я много слышала о вас, – сказала она, к явному удивлению Карла Робака, но он быстро сообразил, в чем дело.

– А, да, – сказал он.

Салли заключил, что пилюля подействовала. Смысл разговора ускользал от него.