Дурдом с призраками
Шрифт:
Это оказалась рука, которую Лена оторвала у одного из манекенов, которых Отари использовал при продаже турецкого ширпотреба.
Рука была пластмассовая и не очень тяжелая, но все же могла использоваться как оружие ближнего боя.
Впрочем, в рукопашной схватке Лизавета тоже имела немалый опыт. Она схватила стоявшую на площадке швабру, и начался тот самый поединок, невольной свидетельницей и даже случайной жертвой которого мне пришлось стать.
Мария Васильевна закончила свой волнующий рассказ.
За время этого рассказа я успела прийти в себя и даже обдумать
Получалось, что идти сейчас к гражданину Гунтаришвили мне никак нельзя: его жена находится в состоянии нервного возбуждения, и появление любой особы женского пола может вызвать настоящий взрыв с самыми непредсказуемыми последствиями.
Значит, идти к уроженцу Кутаиси придется дяде Васе.
Я представила, как он будет недовольно морщиться и говорить, что я без него ни на что не способна и мне нельзя поручить самое простое и незамысловатое дело…
Хотя это, безусловно, неправда: я вполне успешно провела операцию в агентстве «Миссис Хадсон», и из настоящей Людмилы Васюковой извлекла кое-какую информацию, да и мой сегодняшний визит нельзя назвать совершенно бесполезным: из разговора с общительной соседкой я довольно много узнала о гражданине Гунтаришвили.
Закончив свой рассказ, Мария Васильевна посмотрела на меня с ожиданием: наверняка в ответ она ждала, что я ей тоже что-то расскажу, и уж во всяком случае сообщу, что делала в их доме и к кому направлялась. Имя Отара Гунтаришвили называть было никак нельзя, а больше я здесь никого не знала. Поэтому я резко заторопилась, сказала, что чувствую себя гораздо лучше, и под разочарованным взглядом своей спасительницы бросилась прочь из ее квартиры.
К моему удивлению, дядя Вася выслушал мой рассказ вполне благожелательно и тут же согласился отправиться к Отари Ираклиевичу.
– Я, когда в милиции работал, таких людей много повидал! – сообщил он мне. – С ним проблем не будет, точно тебе говорю!
На этот раз лифт не работал, и Василию Макаровичу пришлось подняться на шестой этаж пешком. Поэтому он подошел к дверям квартиры запыхавшийся и в самом мрачном расположении духа. Он позвонил в дверь резко и требовательно, как привык звонить в те времена, когда работал в милиции.
Люди, которым часто приходится сталкиваться с милицией, умеют безошибочно отличать сотрудников этого ведомства, даже когда те одеты в штатское. Больше того – они умеют определять милиционера по голосу, и даже по дверному звонку.
Так и на этот раз – услышав звонок, Отари Гунтаришвили бросился к двери, глазами приказав жене исчезнуть и не появляться в процессе разговора.
Открыв дверь, он увидел перед собой пожилого запыхавшегося мужчину в потертом пальто, с отчетливой печатью многолетней безупречной службы на лице. Поэтому гражданину Гунтаришвили не требовалось никакое удостоверение, чтобы понять: перед ним находится сотрудник милиции.
Впрочем, пожилой гость предъявил-таки удостоверение. Правда, удостоверение было просроченное, но Отари Ираклиевич знать этого, конечно, не мог.
– Гражданин Гунтаришвили? – спросил милиционер мрачно, справившись с одышкой.
– Так точно, дорогой! – ответил Отари. – Заходи, дорогой, гостем будешь!
Василий Макарович подозрительно взглянул на него, однако вошел в квартиру – не разговаривать же на лестнице, особенно учитывая, что за остальными дверями на площадке ощущалось присутствие любопытных соседей.
Маленькая прихожая была завалена огромными мешками и коробками с одеждой. В помещении трудно дышалось от запаха новой кожи.
Лавируя между тюками, Отари провел дядю Васю на кухню и предложил ему рюмку коньяка:
– Настоящий коньяк, дорогой! Вах! Сам привез, никакой подделка!
– На работе не пью! – строго отрезал дядя Вася.
– Это правильно, дорогой! – одобрил грузин. – Я тоже на работа совсем не пью. Работа есть работа, а отдых есть отдых. На работа надо работать, на отдых надо отдыхать. Только разве я тебе пить предлагаю? Я тебе один маленький рюмочка предлагаю, чтобы ты только понял, какой это коньяк! Вах! Ты такой коньяк ни в какой магазин не купишь! Это не коньяк, это божий роса, дорогой!
– Все равно, – насупился дядя Вася. – Сначала одна рюмка, потом другая… сказал не пью, значит все!
– Хорошо, дорогой, хорошо… – Отари неохотно отставил бутылку. – Раз ты сказал «нет», значит – нет!
Дядя Вася отдышался и хотел приступить к разговору, но упустил момент.
– Послушай, дорогой, она все врет! – воскликнул вдруг Отари, склонившись к нему. – Ты же знаешь, дорогой, женщины – они такие… от них одно слово правды не добьешься!
– Это вы о ком, гражданин Гунтаришвили? – недоуменно переспросил Василий Макарович.
– Как о ком, дорогой?! – Отари поднял брови. – Вах! Конечно, о ней, о Лизавете! Ты меня извини, дорогой, только она – нехороший женщина. В хороший женщина должен быть что? – он выжидающе взглянул на дядю Васю, но поскольку тот не спешил с ответом, ответил сам, выразительно подняв указательный палец:
– В хороший женщина должен быть скромность! А в ней, в Лизавете, нету скромность! Вах! Она меня в каком виде встречал?! Она меня в каком халат встречал? Меня в таком халат собственный жена не встречал! А сегодня, дорогой, она меня совсем без халат встречал! Это как, дорогой? Это разве скромность? Нет, дорогой, это совсем не скромность! Ты меня, конечно, извини, дорогой!
– При чем здесь какая-то Лизавета? – недоуменно переспросил Василий Макарович.
– А ты, дорогой, разве не из-за Лизавета пришел? – удивился на этот раз Отари. – Лизавета говорил, что у нее двоюродный брат в милиция работает… так ты не брат ей?
– Нет, не брат, – заверил его дядя Вася. – Я ее вообще не знаю. Я совсем по другому делу!
– А, извини, дорогой! – оживился Отари. – Я тебя принял за ее брат… по другому делу, говоришь? Ты, наверное, из-за тех курток! Но я за те куртки уже вашему человеку заплатил! Если там что не так – я не виноват! Я на таможня платил, я в налоговая платил, я транспортная милиция платил, – он считал, загибая пальцы. – Сколько можно платить? Я бандитам платил, я Павел Петрович платил…