Дурманящий запах мяты
Шрифт:
Медленный стук, напоминающий тайный шифр между союзниками, затаившимися в засаде для нападения, стал началом. Кто-то из присутствующих мужланов попытался вставить своё веское слово "Давай девка пляши!", как был вознаграждён метко брошенным Войкой кинжалом. Тот пролетел в миллиметре от уха крикуна, присмирив и заставив сесть. Больше нам никто не мешал.
Я чувствовала пробуждение дикой энергии, где-то внутри себя. Движения становились текучими, как у ручейка. Сабля помогала ориентироваться, двигаться в пространстве, словно она - моё продолжение. Ритм ускорялся. Зазвенели
– Почему они так одеты?
– наклонился к Шелесту он.
– То есть раздеты?
– поправил его вампир, и всё же пояснил.
– Собираясь на войну или битву с врагом (чаще мужского пола), они оголяют животы, одевают длинные юбки, распускают волосы и наносят священные рисунки на лицо. С одной стороны это делается, чтобы сбить мужчин с толка. Тогда они смотрят, как ты, на живот, приоткрытую грудь. Согласись, движения бёдер завораживают. Враг расслабляется, - как истинный знаток амазонских хитростей, рассказывал Шелест, пока мы с Войкой танцевали.
– И не замечает спрятанные в складках длинных юбок ножи, меч или ещё что-нибудь такое.
Своим комментарием он напомнил мне ещё одно важное и неотъемлемое правило "Чёрной бабочки" - околдовать, заставить желать, влюбить, не оставить выбора. Что-то надломилось в сознании. Спрятанная до сих пор дикарка взяла верх. Может быть в этом виноват ритм, а может и нет. Но...
Тай смотрел на меня, и я позволила ему насладиться зрелищем. Я склонилась к нему, удерживая равновесие сабли на своей груди. Видела, как ненасытно он пытается утолить возникшую жажду вином, затем тянется ко мне. Остриё сабли усмиряет его пыл, угрожающе замирая у шеи.
– Змея!
– одарил комплиментом Шелест, взглянув в глаза дикарки - в мои глаза... Я выбила носком обнажённой ноги кружку из его рук, подхватила её в воздухе, задержав на изгибе ступни, аккуратно поворачиваясь на одной ноге вокруг оси с саблей над головой. Описав круг, подбросила посудину вампиру, немного расплескав вино. Шелест был не просто доволен, его глаза сверкали почти так же, как у многих мужчин в этой комнате. Войка подбросила саблю в воздух, сделав оборот, взмахнула краем юбки и опустившись на колени, выгнув спину. Поймала лезвие кончиками пальцев рук. Завороженные зрители охнули. Я вернулась к ней, чтобы исполнить последние движения.
Шелест и Тай увлеклись созерцанием оголённых тел, не обращая внимания на окружающих. Даже девица на коленях советника зачарованно следила за танцем, раскрыв рот. Я же не упустила из виду подозрительного лощёного парнишку, пристроившегося за спиной Тая. Стоило сделать вынужденный поворот в такт музыке, и взгляду открылась иная картина: парень тонкими палочками аккуратно извлёк из-под рубахи Тая ниточку с перстнем, бережно срезал кольцо и отодвинулся, протискиваясь под стенкой к выходу. Мы с Войкой как раз в этот момент кружились с саблями. Один поворот - вор у двери. Второй поворот - он переступает порог. Третий, приседание на одно колено - и сабля метко пущенная в сторону выхода, минует застывшего вышибалу. Музыка стихла, а с улицы громко прозвучал мат означающий, что я попала!
Шелест вскочил первым.
– Я, конечно, понимаю, что танец предполагает жертву, но можно же было и без этого обойтись!
– прокомментировал вампир, бросаясь на улицу.
– Нельзя было!
– огрызнулась я, опережая его.
За нами во двор высыпались и остальные посетители харчевни. Вор сидел на земле у забора и вопил, рыдая в три ручья, при виде опухшей окровавленной культяпки, которая когда-то была ладонью. Его рука пригвождённая к забору саблей, истекала кровью. Увидев меня мужчина завопил ещё громче.
– Метко!
– оценила за моим плечом Фая.
– Странный выбор жертвы! И чем он тебе не угодил?
– раздался голос вампира, не торопившегося на помощь моей жертве. За ним толпились все, кто сидел в харчевне. Интересно же, посмотреть, кого пришибла кровожадная амазонка.
– Или он ей, наоборот, очень понравился!
– хихикнула одна из сестёр, кажется Марта.
– Верни!
– прошипела я вору, хватаясь за рукоять сабли и выставила перед его лицом раскрытую ладонь.
– Средь бела дня!
– запричитал вор.
– Ночи!
– поправил его вампир, но с места не сдвинулся.
– Средь ночи, на глазах у всех убивают! Это нападение! Это заговор!
– не унимался горлопан.
Я расшатала в его руке лезвие. Кровь полилась ручьями и вор снова заныл.
– Если не заткнёшь пасть и не вернёшь то, что украл, я тебе и вторую руку продырявлю!
– пообещала я. Дикарка, пробуждённая танцем, всё ещё верховодила моим телом.
– Сдурела ты девка! Обозналась! Ничего у меня... Ай!
Я прокрутила саблю в несчастной, и без того повреждённой, конечности. От воя жертвы даже Шелест дрогнул, и попытался меня остановить.
– Где?
– потребовала я.
– Если не отдашь, я обыщу твой хладный труп и сама всё найду.
Мой грозный вид впечатлил вора, но он до последнего отказывался сдаваться, предпочитая позицию нападающего.
– С тебя шкуру снять за такое надо! Мужика на тебя нет, чтоб как взял...
– и описал всё, что со мной должен сделать не один, а как минимум пятеро мужиков, причём одновременно. Я от злости дёрнула саблю, перед этим расшатав её, чем причинила двойную порцию боли воришке.
– А ты знаешь, что во многих странах ворам отрубают руку?!
– тихо прошептала я ему прямо в ухо.
– Так какой мне тебя лишить? Целой или уже раненой?
Шелест внимательно слушал, понимая, в чём причина переполоха. Вор испуганно уставился на меня, сознавая, что бешеная амазонка может ещё кое-что отрубить, - ей только топор в руки дай. Но сабля его тоже впечатляла.
– Нет у меня ничего!
– отказывался он признаваться.
– Да? Тогда кое-чего ещё не будет!
– пообещала я, эффектно взмахнув саблей, и была остановлена Шелестом.