Дурная кровь
Шрифт:
— Да благословит тебя Бог с Ножом, — по привычке осенил повершенного знаком Трёх Богов Санни. — А, точно! — вспомнил, что и сам вооружён, задрал подол, заставив одну половину колдуний смущённо зажмуриться, а вторую с любопытством выпучиться (Дарая одобрительно хмыкнула, Нита захихикала), выхватил припрятанный аляповато изукрашенный каменьями нож для писем и принялся пробиваться к другу.
— Не ко мне, дурень! К выходу!
Но Санни и не подумал послушаться:
— Ага, чтобы ты мне ещё десять лет это припоминал? Нетушки! Сдохнем вместе, как подобает! И тогда уже я тебе плешь проем за то, что ты нас во всё это втянул!
— Так это Верд тебе?.. — Талла зазевалась, рассматривая высокие залысины служителя, и тому вдругорядь пришлось приподнять подол и заткнуть за пояс, чтобы не мешался: иначе не получалось отвесить пинка Ранну, снова возжелавшему общества дурной. Тот с угрожающим рыком оглянулся, чтобы пристукнуть надоедливую мошку, но, пока удалось это сделать, служителя и след простыл. Развернулся обратно: а Талла уже перебежала за спину Верда и показывает оттуда язык.
— Я вам задницы надеру! Обоим! — заместо обещанного наёмник оттеснил друзей к ряду кресел, чтобы хоть с одной стороны прикрыться от нападающих.
— Не за что! — отвесил издевательский поклон Санни.
— И мы тоже тебя очень любим! — добавила и тут же покраснела Талла.
Благодаря Санторию, выигравшему несколько спасительных секунд, Верд успел схватиться за рукоять так и засевшего в подлокотнике Дараи меча. Колдунья, уже почти сумевшая разрезать верёвки острым кончиком, укоризненно замычала. Она терпеливо грызла повязку на лице, поэтому вполне членораздельно смогла сообщить наёмнику, что думает о его поведении. Верд заботливо вернул кляп на место: он о себе и без того много хорошего знал.
— Придётся убивать, — заключил он, хмуро оценивая упёртость приближающихся марионеток. Как те мертвяки, ведомые одним голодом, охотники шли на них с единой целью — исполнить приказ хозяйки. И тут уж деваться некуда.
Ранн, Ламард, Шито, Невраско, Кин и многие другие, с кем он делил пищу и кров, — все они стояли здесь. Но за ним сидели обездвиженные Дарая и Нита, Лана, Калая, толстушка Лись, прокусившая ему плечо в прошлом году. Как выбрать между плохим и неправильным? Пойти с мечом на друзей, отрезать семью, как плесневелый край с куска хлеба? Или оставить без помощи напуганных девчонок, Таллу оставить, отдать кровожадной лгунье?!
В этой битве не найти места ни чести, ни благородству. Хорошо, что у Верда давно их нет. Наверное…
Крик остановил его тогда, когда наёмник уже готовился, набрав воздуха в последний раз, нырнуть в темноту. Когда, плечом к плечу со старым другом, он шёл на новых. Убивать и умирать.
— Стойте! — Талла с трудом пролезла между мужчинами и повторила, почти приказывая: — Стойте, сказала!
Явно не одна Кара заметила, как похоже на неё распорядилась молодая колдунья. Хозяйка польщённо зарделась и ради такого дела придержала псов:
— Ты чего-то хотела, доченька?
— Я хотела, чтобы ты… — Талла кинула на защитников вопросительный взгляд, наморщила лоб, вспоминая, — как там? О, пошла лесом! Я хотела, чтобы ты шла лесом, мама! Но я предлагаю обмен.
Кара небрежно оперлась о спинку стула толстушки Лись, которая тут же попыталась съёжиться и, как только возможно в её случае, уменьшиться.
— Очень интересно, — кивнула хозяйка, поигрывая плетями магии, — продолжай.
— Я займу своё место. Добровольно, — дурная жестом остановила друзей, бросившихся не то героически прикрыть её, не то прибить, чтоб не болтала ерунды.
Кара подбодрила:
— Та-а-а-ак?
— А ты отпустишь… — Верд отметил, с каким усилием девчонка проглотила «отпустишь всех». Ясно, что на такой торг Кара не пойдёт. — Отпустишь Санни и Верда. Они не нужны тебе больше, так? Ничем не помогут и ничем не помешают. Поэтому, если ты и правда любишь меня так сильно, как говоришь, сделай подарок: отпусти их. И я соглашусь на всё, что прикажешь. Добровольно.
Помедлив, Талла опустилась на одно колено. На второе.
— Дурная, чтоб тебя! Задницу надеру!
— Помолчи, Верд. Когда ты пытался самоубиться, я не мешала.
— Это ты-то не мешала?!!
— Талла, вразуми тебя Богиня, кончай дурить!
Она смотрела на ехидно изогнутые губы матери, но видела кого-то совсем другого. И говорила тоже с ним:
— Вы хорошие. Честное слово, очень хорошие. Оба. И я ценю, как вы оберегали меня, как защищали. Но я не ребёнок, с которого вечно нужно сдувать пылинки. Я взрослая. И вправе сама принимать решения. Научитесь доверять мне. Пожалуйста, Верд, — она всхлипнула, борясь с испугом, но тут же вытерлась рукавом, шмыгнула потёкшим носом. Обернулась, ловя взгляд мужчины: — Позволь на этот раз мне принять решение. Хотя бы этот единственный раз. Я куда сильнее, чем ты думаешь.
— О, я знаю это, доченька! — Кара с готовностью распахнула объятия, тем не менее, не бросая паутину. — Иди сюда, милая!
Талла всё смотрела не него, точно прося разрешения, умоляя и доказывая, пытаясь сказать что-то ещё, на что всё никак не хватало духу… у них обоих.
И Верд опустил меч. Едва заметно кивнул, принимая, что хрупкая, нежная девчонка, по крайней мере, имеет право на выбор. И ей действительно давно стоило бы начать доверять.
Сантория она всё-таки обняла. Порывисто, смущённо, не умея найти места суетливым рукам. А к наёмнику потянулась, но так и не смогла заставить себя попрощаться.
Пошла. Послушно, уверенно. В этом своём проклятом белоснежном платье-саване, бледная, лёгкая… сильная. Верд скрипел зубами и с трудом сдерживался, чтобы не броситься следом, не прижать, не проглотить, лишь бы не досталась поганой паучихе! Но он доверял ей и стоял на месте. Стоял сам и крепко держал за плечо Санни, мелко подрагивающего и тоже порывающегося помчаться на защиту дурной девки.
— Садись, доченька. Устраивайся, милая! — Кара заботливо стряхнула с сидушки не существующую пыль. — Я сделаю всё быстро, всё скоро закончится! Всё будет хорошо! — колдунья обняла щёки дочери ладонями, полюбовалась и, прерывисто вздохнув, коснулась губами лба. — Я очень постараюсь, чтобы всё было хорошо. Честно-честно!