Дурная примета
Шрифт:
А теперь что? Недоверие и настороженность.
Не нравится мне, какой она стала. Шуганая, забитая какая-то. Она и раньше-то не особо общительной была, а сейчас вообще от тени своей шарахается.
– Есть перекусить чего-нибудь?
– А?.. – в темных глазах мелькает облегчение, - есть… суп… будешь?
– Буду.
Переодеваюсь в домашние трико и футболку и захожу в кухню, где на столе уже стоит тарелка с горячим супом и какой-то салат. Хорошо же ее муж выдрессировал.
– Ян, дай
– Хорошо.
– Муж твой звонит?
– Звонит, - отвечает тихо, - и пишет… с разных номеров.
– Что пишет?
– Разное… фигня…
– Показывай.
Она приносит телефон и встает за моим плечом.
– Где?
– Вот, - склоняется, окутывая своим запахом.
Невольно затягиваюсь. Вкусно. Что-то напоминает из прошлого…
Ну, да. Ее и напоминает. Пахнет тонко так и тепло, будто духами дорогими. Теми, что я ей тогда из Штатов привез. Выбирал матери, а их понюхал и про Янку вспомнил.
Она щелкает пальцем по экрану, а я незаметно ныряю взглядом в ворот халата. Под ним белая маечка, чуть приоткрывающая вид на ложбинку грудей.
Грудь есть. Очевидно натуральная. Жаль, что не помню нихрена с того нашего единственного раза. Какая она? Упругая или нет? И соски? Темные или светлые?
Долбо@б!
Ведь член после Сашки даже не шелохнулся в Янкину сторону, а пальцы все равно закололо от любопытства узнать, что прячется там, под одеждой.
Заставляю себя перевести взгляд на экран ее телефона. А там целые поэмы от этого ушлепка.
От покаяний и признаний в любви до откровенных угроз с подробным описанием того, что он сделает с ней и ребенком, когда доберется до них.
– Мразь…И как ты жила с ним все это время?
– Он не всегда таким был, - прячет глаза, хмуриться, губу нижнюю жует.
Эту ее привычку тоже помню. Осталась с прошлых лет и неизменно привлекала мое внимание. Пару раз не удержался тогда, целовал ее.
– Замуж-то по любви выходила? – ну и нахрена я это спросил?..
Ее лицо вспыхивает, а ладони взлетают к щекам.
– Нет.
– Зачем тогда?
– Он предложил, а мне тогда страшно стало… Мама умерла, а я одна беременная… - говорит так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы услышать ее.
– То есть, тебе проще было выйти замуж за первого, кто позовет, чем рассказать все мне?
Молчит, закусив губу.
– Странная ты, Яна.
Вздохнув, встаю и вытаскиваю из шкафа початую бутылку виски.
– Будешь?
– Нет.
– Давай немного, составь мне компанию… - достаю два бокала и наливаю в каждый из них на палец.
– Я не пью…
– Пей, говорю, - вталкиваю в руку бокал и, звякнув стеклом, опрокидываю виски в себя.
Яна смотрит нерешительно на меня, на бокал в своей руке, снова на меня… и повторяет за мной. Проглатывает виски одним глотком и сразу закашливается.
– Воды? – смеюсь я.
Быстро-быстро мотает головой и запивает все стаканом воды.
Смешная.
Так и не научилась пить. Да ей и не надо.
Ополоснув бокал под краном, сразу уходит в комнату.
И хорошо. Я наливаю себе еще, пью, не закусывая. Недолго думая, повторяю.
Скоро градус проникает в кровь. В башке светлеет, а в груди совсем наоборот.
Кто-то говорит, что алкоголь помогает забыться, притупляет боль. Ничерта подобного! У меня все наоборот. Стоит выпить, как просыпается черная тоска. Мерзкая старуха приходит на запах выпивки.
Захожу в комнату и ложусь в одежде поверх одеяла. Включив ночник и закинув руку за голову, принимаюсь осматривать нашу спальню.
Здесь все так, как в тот день, когда Милка уехала в Иркутск. На тумбочке с ее стороны глянцевый журнал лежит, в кресле – брошенная ею ночная сорочка. Куда ни посмотришь - всюду она, даже воздух до сих пор ею пахнет.
При желании можно представить, что она сейчас принимает душ и с минуты на минуту зайдет босая в белом халате и с тюрбаном из полотенца на голове. Сядет перед зеркалом у туалетного столика и станет наносить на лицо какую-нибудь зеленую маску.
Только, бл@дь, не зайдет… Уже никогда.
По привычке достаю из тумбочки рамку с ее фото и до боли в глазах всматриваюсь в ее черты.
Сука лживая… Дрянь, ты Милка! Так больно сделала!
И тут вспоминаю, как сам вмазал ей тогда, хотел, чтобы почувствовала хоть сотую долю той боли, что мне причинила.
От этого еще паршивей становится, так хреново, что в ее глаза на фотке смотреть не могу.
Гондону Янкиному руки вырвать мечтаю за то, что бил ее, а сам чем лучше? Наверняка на ее лице такие же следы как у Янки оставил.
Твою ж мать!
За стенкой начинает хныкать малышка. Навострив уши, прислушиваюсь. Яна что-то говорит ей, успокаивает, а потом вдруг петь начинает и девочка затихает.
Я тоже. Лежу, как дурак слушаю детскую песенку и улыбаюсь.
Глава 12
– Яна, я отправил за вами машину, - говорит Майкл в телефон, - успеешь собраться за полчаса?
– Успею… Майкл, куда мы поедем?
– В клинику, Яна. Делать тест.
– А… ясно.
– Ваши документы у меня, я вас встречу.
Отключившись, я вдруг начинаю паниковать. Хотя, с чего бы? В результате я уверена на сто процентов. А вот то, что я появлюсь в клинике в качестве женщины, в правдивости слов которой мужчина сомневается, сильно нервирует.