Дурни Вавилонские
Шрифт:
— Ешьте, — сказал Гугуд, вытащив из корзины первые лепешки. — Я голоден, как люди из Кор-Кор-Телля, которые съели свои сандалии.
Мы стали жевать лепешки, закусывая сыром и запивая чистой сладкой водой. При этом мы сожалели о горячей и жирной каше, к которой привыкли в Нашей Башне.
Дверь отворилась, вошел Абад.
— Слава великим богам! — сказали мы. — Ну как? Ты избавлен от чар?
— От каких чар? — спросил он.
— Злой дух вложил в твою голову ослиный разум и заставил тебя вращать крестовину, — объяснили мы. — Ты, наверно, этого не помнишь.
— Это в ваши головы
— Как это всё получилось? — спросили мы.
— Я выбежал из норы, и боги вели меня, потому что стражники меня не заметили, — начал он. — И я побежал к крестовине, чтобы найти того человека, который толковал про ее святость, и выдернуть у него ноги. Туда как раз привели ослов, чтобы впрячь их, и я спросил погонщика, кто из людей в доме крестовины высок ростом, имеет черную бороду, плохо подстриженную, и длинные тонкие руки, и щурится, словно солнечный свет ему неприятен?
Мы подивились тому, как хорошо он запомнил облик нашего обидчика.
— И что было дальше?
— Погонщик сказал: я знаю его, это господин Амалек Бади. Тогда я сказал: позови его, я должен сказать ему нечто важное.
— Ты солгал? — спросил изумленный Тахмад.
— Да, я солгал, — гордо ответил Абад. — В этой проклятой башне нужно уметь лгать! Иначе в ней жить невозможно!
— Это я должен был первым научиться лгать, — горестно сказал Тахмад. — А научился ты… Как странно раздают великие боги свои дары…
— У меня не было другого выхода, только научиться. Погонщик сказал, чтобы я встал у ворот, потому что люди, ночующие в доме, так рано не встают, но кто-то из них может выйти по нужде, и тогда я обращусь к нему. Боги были благосклонны — действительно, сразу вышел человек, обремененный годами, ему по меньшей мере сорок пять, и у него большая плешь, и живот, как у очень богатого купца, и зад, как два арбуза, и брови, как кусты на утесе, что навис над пропастью. Погонщик сказал: это господин Ровоам Бубу, говори с ним. И он впустил меня во двор, и я подошел и сказал: господин, я приношу жалобу на человека, который обидел моих друзей, так что мы из-за него попали в беду. Он сказал: говори, несчастный. И я рассказал ему, как мы поклялись скрипом священной крестовины и как оказалось, что она не священная.
— Какой ты отважный, Абад! — похвалили мы с некоторой завистью.
— Он дослушал до конца, — сказал довольный Абад. — И он похвалил меня за то, что я сразу пришел к дому крестовины искать справедливости. Он сожалел, что произошло недоразумение. Крестовина-то и в самом деле священная!
— Как так? — изумились мы.
— А так! Во всем виноват осел! Этот осел, с двумя пятнышками на храпе, самый упрямый и непокорный из всех вавилонских ослов! И он, когда его недавно привели утром во двор, впал в бешенство, и стал лягаться, и лягнул опору священной крестовины! Господин Ровоам сказал: мы ужаснулись! Ведь осел заслуживает за такую провинность не только смерти, а наказания, что хуже смерти. Господин Ровоам сказал: мы думали три дня и три ночи, мы забросили все дела, а ведь мы — помощники жрецов, и наш труд им необходим. И он сказал: мы решили отдать осла дерьмовозам, потому что для животного, служившего священной крестовине, это хуже смерти.
Мы слушали, затаив дыхание.
— Но как ты сам заменил осла? — спросил Тахмад.
— Я сделал это ради вас. Господин Ровоам спросил: что вы будете делать теперь, после ссоры с дерьмовозами и бегства от стражников? Я сказал: не знаем. Тогда он подозвал меня поближе и прошептал прямо в ухо: есть способ помочь вам, несчастные, и призвать милость богов, про него знают немногие, и я его кому попало не выдаю. Я спросил: что за способ? Он ответил: вращать священную крестовину бога Мардука вместо осла, и с каждым оборотом радость богов будет всё больше, и вознаграждение — всё щедрее. Я, конечно, согласился! Меня поставили к крестовине, а господин Ровоам пошел в дом. И вот я всё это время вращал священную крестовину, и боги сжалились — мы нашли друг друга, братья!
— Ешь, — сказал Тахмад, — а мы будем служить тебе. Он сел на пол, а мы стали ломать лепешки, резать сыр, подавать ему с поклонами и подносить к его губам кувшин с водой.
Таш открыла дверь и остановилась на пороге.
— Что это вы делаете? — спросила она.
— Благодарим нашего брата за то, что он вращал священную крестовину, и боги позволили нам опять найти друг друга, — ответил ей Гамид. — Оказывается, это не было злобным колдовством.
Таш выскочила, и дверь захлопнулась. Мы прислушались.
— Плачет она, что ли? — спросил Левад.
— Кажется, плачет, — ответил Гамид. — Но почему?
— Может, от радости, что всё сложилось хорошо? — предположил Тахмад.
Таш вошла, утирая слезы с глаз.
— Таких как вы, я еще не встречала, — сказала она. — А теперь слушайте. Я уйду и вернусь, когда стемнеет. Весь день вы будете спать. А ночью вам предстоит работа.
— Какая работа может быть ночью? — удивились мы.
— Увидите.
Она ушла, а мы разлеглись на полу. Мы опять были все вместе, и Таш обещала отвести нас к Другой Башне, где нас ждала работа с платой по два «кувшина» в день, а потом — и по три. Наша совесть перед хозяином была чиста: мы прикинули — получалось, что двенадцать сиклей каждый из нас уже почти отработал.
Таш вернулась после заката и разбудила нас. Она принесла еще одну корзину с лепешками и сыром.
— Ешьте как следует, — велела она. — А потом собирайтесь.
Мы и поели, и собрались, но ее всё не было. Она появилась ближе к полуночи, одетая так, что стыдно смотреть, — в мужской наряд.
— И нечего таращиться на мои ноги, — сказала она. — Точно такие же, как у всех женщин. Выносите свои мешки во двор.
Потом, когда мы сложили мешки у стены, она велела идти за ней.
— Куда? — спросили мы.
— Увидите.
Она не взяла ни факела, ни даже светильника, но нас выручила луна, слава ее хозяину Сину. Мы шли недолго и оказались возле горы глины и сарая, где ночью стояли наши тачки.
— Сейчас вы откроете двери сарая и возьмете тачки, — сказала Таш. — И погоните их к дому крестовины.
— Зачем? — спросили мы.
— Увидите.
Сарай ночью никто не охранял — в самом деле, кому в такое время могут понадобиться тачки? Мы нашли свои, вытащили их и погнали к дому крестовины, а Таш шла впереди и открыла ворота, чтобы мы могли загнать их во двор.