Дурной глаз
Шрифт:
— Надо же!
Несмотря на присутствие трупа, он смеялся. Чувствовалось, что ему мало удовольствия доставляет общение с больными, осмотры мертвецов, и похоже, что даже свою профессию, медицину, он вряд ли любил.
— Вы ходите!… Я не верю собственным глазам.
Реми с удивлением обнаружил, что Мюссень меньше его ростом, и в первый раз заметил, какой он толстый, какой у него жирный подбородок, какие у него кругленькие, гладкие ручки.
— Это правда, что мне рассказали…
— Да, — холодно произнес Реми.
Как только они слышат о знахаре, они сразу же шарахаются в сторону. Что они знают о том, что находится за пределами видимого и осязаемого мира, о скрытой реальности вещей, о таинственном ее на нас воздействии… Почему так нужно, чтобы мир был полон всех этих Мюссеней и Воберов?!
— Вы позволите? — сказал Вобер.
И его пухлые руки начали ощупывать бедра и икры Реми.
— В принципе я ничего не имею против знахарей, — заметил он. — Я только требую, чтобы их деятельность контролировалась. В вашем случае, учитывая вашу наследственность…
— Мою наследственность? — переспросил Реми.
— Да, у вас очень нервная психика, чувствительная к малейшим потрясениям…
Внезапно Мюссень показался Реми очень несчастным, заваленным работой человеком.
— Я все болтаю, словно я приехал сюда ради вас. За всем этим забыл вашего бедного дядюшку. У него, без сомнения, отказало сердце.
— А я склонялся к мысли, что он умер от того, что упал, — бесстрастно произнес Реми.
Мюссень пожал плечами.
— Возможно!
Осторожно, чтобы не помять костюм, он опустился на колени и перевернул тело. Лицо у мертвого распухло и застыло в гримасе страдания; вокруг носа и рта расплылись пятна крови. Реми глубоко вдохнул и сжал кулаки. Нужно научиться все это презирать! Особенно не думать, что он мог умереть не сразу.
— А это что такое? — сказал Мюссень.
Он освободил лежащий под животом у мертвого какой-то блестящий предмет и поднял его к свету. Это был плоский серебрянный кубок.
— Он хотел пойти напиться, — предположил Реми.
— Значит, он неважно себя чувствовал. И на лестничной площадке его схватил приступ, он попытался опереться о перила… Именно так. Грудная жаба. В тот момент, когда он ожидал этого меньше всего…
Мюссень потянул на себя его правую руку, которая еще недавно была согнута под телом, и ему даже не удалось ее сдвинуть с места.
— Уже появились признаки окоченения… Почти нет крови… Смерть наступила несколько часов назад, и она произошла не в результате падения. Вскрытие, очевидно, даст дополнительную информацию. Но я надеюсь, что вас избавят от ненужных деталей… Вчера вечером ваш дядя не показался вам немного уставшим?
— Да нет, он был даже слегка возбужден.
— У него не было никаких неприятностей?
— Право же… нет. Не думаю.
Мюссень поднялся, почистил свои брюки.
— В последний раз, когда я его обследовал, у него было давление 25. Ага, это было в прошлом году, в конце летних отпусков. Я его предупредил, но, естественно, он меня не принял всерьез. В сущности, хорошая смерть. Человек умирает чисто, без того, чтобы быть для кого-то обузой…
Он вытащил трубку и сразу же снова затолкал ее в карман.
— Рано или поздно человек умирает, — со смущенным видом заключил он и, развинчивая колпачок авторучки, направился в столовую.
— Что касается меня, то я сразу же могу составить разрешение на захоронение, — произнес он, устраиваясь за столом, где Клементина уже поставила чашки и бутылку коньяка. Чем быстрее закончат с формальностями, тем будет лучше.
Пока Мюссень писал, Клементина принесла кофе и подозрительно посмотрела на Реми.
— Это все же странно… — начал Реми.
— Если бы он умер за рулем автомобиля или подписывая бумаги, это нашли бы не менее странным. Внезапная смерть всегда кажется невероятной.
Мюссень торжественно подписался и наполнил свою чашку кофе.
— Если я не увижу мсье Вобера, скажите ему, что я сделаю все необходимое, — пробормотал он, обращаясь к Клементине. — Вы меня понимаете?.. Не будет никакого шума. Я знаком с бригадиром Жуомом. Он будет молчать.
— Не вижу, зачем нужно скрывать, что мой дядя умер в результате приступа грудной жабы, — сказал Реми.
Мюссень побагровел и едва сдержался, чтобы не вспылить. Потом он пожал плечами и взял бутылку коньяка.
— Никто не думает скрывать то, что есть на самом деле. Но вы знаете людей, особенно в деревнях. Начнутся пересуды, измышления. Лучше таким образом избежать сплетен.
— В таком случае, мне интересно, какого рода пересуды тут могут возникнуть, — упорствовал Реми.
Несколькими торопливыми глотками Мюссень опорожнил свою чашку.
— Какие пересуды? Это не так уж трудно себе представить. Будут рассказывать о…
Быстрым движением он поднялся, сложил вдвое медицинское заключение и бросил его на край стола.
— Никто ничего не будет рассказывать, — сказал он, — потому что я за этим прослежу… Как зовут этого знахаря, который творит чудеса?
С трогательной неловкостью он попытался заговорить Реми зубы.
— Мильзандье, — проворчал Реми.
— Вы ему должны поставить свечку. Мсье Вобер, наверное, без ума от радости!
— Он не очень-то общителен, — с горечью сказал Реми.
Растерявшись, Мюссень схватил кусок сахара и начал его грызть.
— Вам известно, — через некоторое время продолжал он, — составил ли ваш дядя завещание?
— Нет. Почему вы спрашиваете?
— Из-за похорон. Они, без сомнения, будут тут. Вы не знаете, есть ли у вашего отца семейный склеп?…
— Внезапно Реми увидел перед собой кладбище Пер-Ляшеж, Шмен Серре и могилу в виде греческого храма.
Огюст Рипай
Ты был хорошим мужем и добрым отцом
Вечно скорбим
— Почему вы смеетесь? — спросил Мюссень.