Дурной возраст
Шрифт:
Пришлось спуститься ужинать. Отец буквально заскочил домой. Отказался от бульона и рыбы, съел пару бананов и закрылся у себя в кабинете, собираясь написать какие-то письма. Он был не в настроении и отмалчивался. Воцарившаяся в доме тишина была нестерпимой. В восемь вечера Люсьен включил первый канал телевидения. В конце передачи получил то, что ждал с таким нетерпением, — несколько кадров и краткий комментарий. Комиссар Мешен в сопровождении Шеро заявил, что следствие идет в правильном направлении. Обнаружен важный след, с достаточной уверенностью говорилось, что скоро будут получены результаты следствия. Важный след? Что это значит? И почему ни слова об Элиане? «Она что, решила довести меня до сумасшествия? Еще одну ночь агонизировать! А завтра это погребение, будто прелюдия к аресту. Так как события пойдут по нарастающей, это очевидно. Надо бы покрутиться вокруг „Отель Сантраль“. Небось там и нашла себе приют, под крылышком у родителей». По мере того, как он строил предположения, ни одно из которых не выдерживало критики, ему казалось, что голова у него лопается, будто в ней кишели черви. Дело привычное! Снотворное! В постель! «Что я совершил, чтобы быть таким несчастным? А завтра…».
В восемь вечера, канал «Франс-Энтер». Опять ни слова. Ни намека на нантское дело. Оно явно принимало кошмарный оборот. Он решил в лицей не ходить. Сыт был по горло лицеем. Марте сказал, что нездоров.
— Оно и видно, — проворчала она. — Заболеешь тут! Если бы только можно было поймать хулиганов, которые похитили бедную барышню! Сын вчера рассказывал: все еще разыскивают ее дружка, этого Филиппа. Известно, что он в отъезде, а потому его еще не задержали.
Филипп! Люсьену на него плевать. А раз Элиана вот-вот объявится. Филиппу ничто не грозит. Он в полной безопасности. Когда вернется, приберет к рукам Элиану, и оба будут потешаться над ним, школяром, строившим, как дурак, иллюзии. Тянулись часы. Как только раздавался телефонный звонок, сердце останавливалось. Визиты, визиты — конца им нет. Он мог бы отвечать вместо Марты, но голос не повиновался: не мог совладать с дрожью, утратил волю.
Что если комиссар полиции готовит неожиданную развязку? Он-то способен и на кладбище выступить, и задержать на глазах у толпы. В какой-то момент Люсьен чуть было не отказался от идеи присутствовать на похоронах. Потом, словно осужденный, оделся, привел себя в порядок. Надел свой выходной синий костюм; именно его он наденет к заседанию суда. Только разве несовершеннолетний должен представать перед судом? Тем не менее соберутся судьи, адвокаты, журналисты. Его, конечно, спросят: «Как вы собирались потратить эти деньги?» В суд придет отец. Небось скажет: «Я воспитывал его, как только мог». Его ждет позор.
Люсьен поехал на кладбище. Снова похолодало. Руки и ноги заледенели. Пройдя мимо множества могил, он присоединился к группе людей, окружавших открытую яму. В толпе он заметил кое-кого из товарищей, стоявших рядом с надзирателем и суровым, торжественным с виду директором лицея, одетым в черное, в черных перчатках. Он встал позади них, часто оглядываясь, чтобы видеть, что происходит вокруг. Полицейские не показывались. Элиана оставалась невидимкой. Изумлению его не было границ.
Обряд погребения. Гроб. Представители духовенства. Одному ему снова виделся Эрве, живой, друг, которому хватило силы прошептать: «Это была шутка». Он украдкой вытер щеки. Мокрую кожу лица пощипывал морозец. Он заметил, как на уровне ног показался и стал опускаться светлый, гладкий, как каноэ, гроб. Комья земли, сбрасываемой в могилу, производили чудовищный звук пустоты. Видно, Элиана не придет. Может, она ждала у ворот кладбища вместе с комиссаром Мешеном и инспектором Шеро? Думалось о всякой ерунде. Забыл окропить могилу святой водой. Родственники выстроились по краю аллеи. Рукопожатии. Поцелуи. Всхлипывания. Он направился к матери Эрве.
— Спасибо, Люсьен. Для него ты был братом.
Он удалился, опустошенный. Что если кто-то положит ему руку на плечо? Скажет: «Полиция!» Произойдет ли все, как на телеэкране? Так как отныне он стал персонажем газетной хроники. Мальчиком, чья фотография будет внушать отвращение французам. Ссутулившись, ожидая худшего, он прошел через ворота. Вдоль тротуара — ни одной машины, идущей на поворот. Ни одного подозрительного силуэта.
В ту минуту, когда он снимал плащ, все еще удивляясь, что до сих пор на свободе, Марта сообщила новость:
— Ее убили.
— Кого?
— Вашу учительницу. Я только что узнала по радио.
— Мадемуазель Шателье? Нет!
— Я вам говорю, что есть. Ее тело найдено в придорожной канаве. Ее задушили.
Люсьен сел: не от страха, а от радости закружилась голова. От радости дикой, неприличной и такой благотворной. Она уже не заговорит… Никто не узнает правду… Вот оно, спасение!
— Вы потрясены, — заметила Марта. — Да и я разволновалась. Я ведь не была с ней знакома, с бедной девочкой, но ставлю себя на место ее родителей…
Люсьен медленно приходил в себя.
— Что в точности сказали? В самом деле, это о ней?
— Еще бы! Конечно, я узнала ее фамилию. И потом, похищение учительницы в Нанте, что, их так много? О! Никаких сомнений, это она!
Люсьен поднялся к себе. Эрве! И теперь вот Элиана! Это уж слишком. Печаль, облегчение, жалость, — к горлу подступала тошнота. У избавления был привкус крови и слез.
Как стало известно вечером, труп учительницы был обнаружен в кювете у пустынного шоссе, неподалеку от Каркфу. Убийца не собирался ее обворовывать, так как дамская сумочка жертвы валялась рядом, в ней оставалось несколько сот франков. Никаких следов насилия обнаружено не было. Судя по всему, похитители хладнокровно казнили заложницу, чтобы помешать ей выступить с разоблачениями, которые позволили бы полиции их задержать.
Для Люсьена не было никаких сомнений. Раз похитителей не существовало, раз следовало исключить преступление, совершенное каким-нибудь бродягой, оставался Филипп. Объяснялось все очень просто. Совершив побег, Элиана, по всей видимости, долго шла пешком. Наконец, зайдя в первую попавшуюся гостиницу, позвонила Филиппу. Зачем? Возможно, потому, что силы были на исходе. Чтобы вернуться домой, нужна была машина. Она попросила за ней заехать. Или, по-прежнему думая, что виноват Филипп, под влиянием гнева она вздумала объясниться, и как можно скорее. Увы, ее мотивировок никто уже не узнает. Ошеломленный Филипп поспешил приехать. Она села в его машину, и тут-то и произошла бурная сцена. Легко вообразить, что случилось потом. Обвинения, оправдания. В пылу возмущения посыпались угрозы. И он, в свою очередь, возмутился. «Я тут ни при чем. — Лжец! — Немедленно замолчи! — Нет, не замолчу!» Он схватил ее за горло, стал трясти. Результат — трагедия.
Люсьен не сомневался, что все так и было. Но, если он прав, следовало признать, что преступление не было умышленным. Полиция, напротив, станет обвинять Филиппа в похищении, незаконном лишении свободы, воровстве, умышленном убийстве. Следствием будет высшая мера. Подумав было, что выпутался, Люсьен снова до смерти испугался. Опять страх! Допустить чудовищную несправедливость! До сих пор все происходило в силу стечения обстоятельств, на которое он никоим образом не мог влиять. И вот теперь между мужеством и подлостью приходилось выбирать. Он вопрошал себя без обиняков: бороться, как мало кому по плечу, а в результате поднять руки вверх и сдаться? Нет уж! Может, еще есть способ прийти Филиппу на помощь, притом себя не компрометируя? Начнем с того, что Филиппа еще не арестовали.
Увы, то, что было весьма предсказуемо, произошло в тот же вечер. В семь вечера радио сообщило об аресте Филиппа. Далее следовало длинное заявление комиссара Мешена. Филиппа Мутье задержали в Париже и доставили в Нант, где допрос, по всей видимости, будет произведен в помещении судебной полиции. Вина его представлялась вероятной.
— На след нас навело письмо, найденное на квартире жертвы, — сообщал комиссар. — Во-первых, было известно, что друга мадемуазель Шателье звали Филипп; во-вторых, он пытался занять значительную сумму, чтобы оплатить покупку очень дорогой системы НI-FI. Его долг исчислялся шестью тысячами пятьюстами франков, при том, что, по всей видимости, у него за душой не было ни гроша. Заведующий торговой службой Больших Гаражей Запада, он довольно хорошо зарабатывает, однако тратит, не считая. В начале следствия нам, естественно, не были известны все эти подробности. Единственной косвенной уликой служила именно система НI-FI. Мы обошли все специализированные магазины по продаже такого рода товаров. В Нанте ничего не обнаружили. В Сен-Назере тоже. Но в Анже получили положительный ответ. Один из коммерсантов продал стереосистему некоему Филиппу Мутье, о котором ему было известно только то, что тот купил по случаю машину марки «ровер». Он сразу понял, что Мутье неплатежеспособен, и начал показывать зубы. Короче, нам ничего не оставалось, как задержать Филиппа Мутье, что потребовало некоторого времени, так как он не сидит на месте.