Душа армии
Шрифт:
Еще более странное психическое явление, к счастью, и более редкое, — нравственная зараза. Нравственная зараза непостижимыми путями охватывает людей то той, то другой местности. Особенно страшной является зараза самоубийств и убийств.
Какое-нибудь самоубийство вдруг поразит умы общества и начнет повторяться с необъяснимою точностью.
В 1772 году был случай, когда 15 инвалидов одной богадельни в очень короткий срок повесились на одном и том же крюке, находившемся в темном проходе здания богадельни.
В 1901 году, в бытность мою в Приморской области, я видел семь крестов на берегу Великого Океана. Это могилы семи самоубийц офицеров, за два года
В Петербурге был пост, на котором периодически часовые кончали самоубийством. Его пришлось упразднить.
В 1905–1906 году, в связи с брожениями в России и разнузданностью некоторой части молодежи, у девушек и юношей стала развиваться зараза самоубийств. Они «уходили из жизни» по самым пустым предлогам. Эта эпидемия самоубийств превосходно описана Арцыбашевым в его романе «У последней черты».
Иногда убийство, большею частью садическое, подробно описанное в газетах, вдруг вызывало в разных частях света подражания и такие убийства повторялись одинаково до мелочных подробностей.
Так чутко и восприимчиво стало теперь общество и так стало оно уподобляться толпе легковерной, жестокой и невменяемой.
Люди, желающие стать вождями общества, имеют могучие средства влиять на него и делать его послушным орудием своих идей.
Государство в свою очередь имеет все возможности заставить общество думать так, как оно желает, внушить, привить ему те идеи, какие найдет нужным, и либо повести народ по пути довольства, чести, славы и мирного процветания, либо ввергнуть его в пучину несчастий, голода и непрерывных войн.
Войско как психологическая толпа
Все, что уменьшает рассудочные и волевые способности отдельного человека, является благоприятными условиями для объединения индивидуумов в толпу.
На войне, под влиянием опасности и страха, рассудок и воля отказываются действовать. На войне, особенно в конце боя, когда части перемешаны, строй и порядок потеряны, когда в одну кашу собьются люди разных полков, войско обращается в психологическую толпу. Чувства и мысли солдат в эти минуты боя одинаковы. Они восприимчивы ко внушению, и их можно толкнуть на величайший подвиг и одинаково можно обратить в паническое бегство.
Крикнет один трус: «Обошли!» — и атакующая колонна повернет назад.
Селивачов, в Японскую войну бывший командиром Петровского полка, описывая атаку Новгородской сопки 3 октября 1904 года, во время сражения на реке Шахе в Маньчжурии, говорит:
«…Подъем на сопку был очень труден.
Если бы вы вздумали искать тут каких-нибудь цепей, поддержек или резервов, то ошиблись бы в этом жестоко. Это была масса, «толпа во образе колонны», впереди и сзади которой были остатки офицеров. Сзади для того, чтобы удерживать людей от поворота. Четыре раза эта масса по крику одного — «японцы бьют» — поворачивала кругом, скатывалась к реке и только благодаря офицерам и лучшим унтер-офицерам снова подымалась наверх.
На офицеров легла тут тяжелая нравственная ответственность.
Нервы были взвинчены страшно. Я лично чувствовал, что, поверни эта масса еще раз назад, и я инстинктивно подчинюсь ее влиянию.
Но, слава Богу, нравственная сила справилась, и мы стали подниматься на сопку…» [13]
До окончательного волевого кризиса большая часть бойцов находится в состоянии нерешительности, внимание их рассеяно, разум затуманен, — их охватило состояние полной духовной
13
(Селиванов. «Петровцы на Путиловской сопке», стр. 21.)
В эти последние, решающие минуты боя во весь рост встает значение вождя, начальника, значение офицера. Вся жизнь, все воспитание, вся работа над собою офицера сказывается в эти великие ответственные моменты боя, когда офицер может, обязан и должен овладеть толпой и внушить ей бесповоротное решение идти вперед и добыть во что бы то ни стало победу!
Начальник в последний момент боя
В Л. Гв. Гренадерском полку в Великую войну 2-м батальоном командовал полковник Моравский. Скромный характером и внешностью, блондин, небольшого роста, с розовым овальным лицом, с синими глазами и вечным пенсне, он мало подходил к типу воина — вождя. Однако, все знали его неустрашимость, когда он по ночам ходил в передовые секреты не для того, чтобы разнести задремавшего часового, а для того, чтобы ободрить и успокоить солдата в его одиночестве перед лицом врага. Солдаты его любили. В полку называли его, и офицеры и солдаты, между собою, — «дядя Саша».
В бою у деревни Волки на батальон полковника Моравского выпала доля в лоб атаковать опушку леса, мешком входившую в позицию и густо уставленную германскими пулеметами. Против Русских лейб-гренадер Императрицы Екатерины II стоял лучший полк германской гвардии, гренадеры Императора Александра I.
«Началось, — пишет участник этого боя К.Мандражи, — подготовка атаки огнем наших батарей. Вихрь снарядов проносился над головами залегших гренадер»… «На опушке леса, казалось, был ад. Падали сломанные сосны, горели кусты, — вся она была в дыму.
Наступила вдруг минута атаки, огонь артиллерии перенесся дальше в лес.
Дядя Саша вскочил и выпрямился. Сотни глаз его гренадер следили за ним.
— Гренадеры, вперед. «Славься полк наш» — крикнул вдруг дядя Саша высоким голосом. [14]
Гренадеры как будто только и ждали этих слов, вскочили их густые цепи и, с винтовками наперевес, стремительно двинулись вперед, пригибаясь к земле. Вдруг зарокотали, заглохшие, было, пулеметы, и с фронта, и с боков проклятого мешка понеслись массы поющих пуль. Не обращая внимания на падающих, на стоны раненых, цепи быстро двигались впереди впереди всех, решительным шагом, шел дядя Саша, как будто он стремился уйти от кого-то, уйти безвозвратно. Невидимые нити тянулись к нему от завороженных его примером солдат.
14
(Первые слова полковой песни-марша.)
Вдруг он упал. К нему подбежали ближайшие. Цепи, как по команде, остановились, замялись, соединяющая с дядей Сашей нить порвалась, и гренадеры залегли на ровном, как биллиард, поле в пятистах шагах от опушки. Пули били по лежавшим, лихорадочно рывшим лопаткой кучку земли перед собою, чтобы укрыть голову.
Порыв не терпит перерыва. Поднять гренадер не было возможности.
Дядю Сашу, раненного в грудь, бледного от потери крови, фельдшер и санитар перевязывали здесь же в водомоине; он был в сознании и понимал, что все погибло и что через несколько минут все хлынет назад, понеся еще большие потери.