«Душа грустит о небесах…» Стихотворения и поэмы

Есенин Сергей Александрович

ТВОРОГОВ

Стойте! Стойте!Если б знал я, что вы не трусливы,То могли б мы спастись без труда.Никому б не открыли наш заговор безъязыкие ивы,Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда.Не пугайтесь!Не пугайтесь жестокого плана,Это не тяжелее, чем хруст ломаемых в теле костей,Я хочу предложить вам:Связать на заре ЕмельянаИ отдать его в руки грозящих нам смертью властей.

ЧУМАКОВ

Как, Емельяна?

БУРНОВ

Нет! Нет! Нет!

ТВОРОГОВ

Хе-хе-хе!Вы глупее, чем лошади!Я уверен, что завтра ж,Лишь золотом плюнет рассвет,Вас развесят солдаты, как туш, на какой-нибудь площади,И дурак тот, дурак, кто жалеть будет вас,Оттого что сами себе вы придумали тернии.Только раз ведь живем мы, только раз!Только раз светит юность, как месяц в родной губернии.Слушай, слушай, есть дом у тебя на Суре,Там в окно твое тополь стучится багряными листьями,Словно хочет сказать он хозяину в хмурой октябрьской поре,Что изранила его осень холодными меткими выстрелами. Как

же сможешь ты тополю помочь?Чем залечишь ты его деревянные раны?Boт такая же жизни осенняя гулкая ночьОбщипала, как тополь зубами дождей, Емельяна. Знаю, знаю, весной, когда лает вода,Тополь снова покроется мягкой зеленой кожей.Но уж старые листья на нем не взойдут никогда —Их растащит зверье и потопчут прохожие. Что мне в том, что сумеет Емельян скрыться в Азию?Что, набравши кочевников, может снова удариться в бой?Все равно ведь и новые листья падут и покроются грязью.Слушай, слушай, мы старые листья с тобой!Так чего ж нам качаться на голых корявых ветвях?Лучше оторваться и броситься в воздух кружиться,Чем лежать и струить золотое гниенье в полях,Чем глаза твои выклюют черные хищные птицы.Тот, кто хочет за мной, – в добрый час!Нам башка Емельяна – как челнПотопающим в дикой реке… Только раз ведь живем мы, только раз!Только раз славит юность, как парус, луну вдалеке.

8

Конец Пугачева

ПУГАЧЕВ

Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!Кто сказал вам, что мы уничтожены?Злые рты, как с протухшею пищей кошли,Зловонно рыгают бесстыдной ложью.Трижды проклят тот трус, негодяй и злодей,Кто сумел окормить вас такою дурью.Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадейИ попасть до рассвета со мною в Гурьев.Да, я знаю, я знаю, мы в страшной беде,Но затем-то и злей над туманною вязьюДеревянными крыльями по каспийской водеНаши лодки заплещут, как лебеди, в Азию.О Азия, Азия! Голубая страна,Обсыпанная солью, песком и известкой.Там так медленно по небу едет луна,Поскрипывая колесами, как киргиз с повозкой.Но зато кто бы знал, как бурливо и гордоСкачут там шерстожелтые горные реки!Не с того ли так свищут монгольские ордыВсем тем диким и злым, что сидит в человеке? Уж давно я, давно я скрывал тоскуПеребраться туда, к их кочующим станам,Чтоб разящими волнами их сверкающих скулСтать к преддверьям России, как тень Тамерлана.Так какой же мошенник, прохвост и злодейОкормил вас бесстыдной трусливой дурью?Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадейИ попасть до рассвета со мною в Гурьев.

КРЯМИН

О смешной, о смешной, о смешной Емельян!Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый;Расплескалась удаль твоя по полям,Не вскипеть тебе больше ни в какой азиатчине.Знаем мы, знаем твой монгольский народ,Нам ли храбрость его неизвестна?Кто же первый, кто первый, как не этот сбродПод Сакмарой ударился в бегство?Как всегда, как всегда, эта дикая гнусьВыбирала для жертвы самых слабых и меньших,Только б грабить и жечь ей пограничную РусьДа привязывать к седлам добычей женщин.Ей всегда был приятней набег и разбой,Чем суровые походы с житейской хмурью.…………………………………….Нет, мы больше не можем идти за тобой,Не хотим мы ни в Азию, ни на Каспий; ни в Гурьев.

ПУГАЧЕВ

Боже мой, что я слышу?Казак, замолчи!Я заткну твою глотку ножом иль выстрелом…Неужели и вправду отзвенели мечи?Неужель это плата за все, что я выстрадал?Нет, нет, нет, не поверю, не может быть!Не на то вы взрастали в степных станицах,Никакие угрозы суровой судьбыНе должны вас заставить смириться.Вы должны разжигать еще больше тот взвой,Когда ветер метелями с наших стран дул… Смело ж к Каспию! Смело за мной!Эй вы, сотники, слушать команду!

КРЯМИН

Нет! Мы больше не слуги тебе!Нас не взманит твое сумасбродство.Не хотим мы в ненужной и глупой борьбеЛечь, как толпы других, по погостам.Есть у сердца невзгоды и тайный страхОт кровавых раздоров и стонов.Мы хотели б, как прежде, в родных хуторахСлушать шум тополей и кленов.Есть у нас роковая зацепка за жизнь,Что прочнее канатов и проволок…Не пора ли тебе, Емельян, сложитьПеред властью мятежную голову?! Все равно то, что было, назад не вернешь,Знать, недаром листвою октябрь заплакал…

ПУГАЧЕВ

Как? Измена?Измена?Ха-ха-ха!..Ну так что ж!Получай же награду свою, собака!

(Стреляет.)

Крямин падает мертвым. Казаки с криком обнажают сабли. Пугачев, отмахиваясь кинжалом, пятится к стене.

ГОЛОСА

Вяжите его! Вяжите!

ТВОРОГОВ

Бейте! Бейте прямо саблей в морду!

ПЕРВЫЙ ГОЛОС

Натерпелись мы этой прыти…

ВТОРОЙ ГОЛОС

Тащите его за бороду…

ПУГАЧЕВ

…Дорогие мои… Хор-рошие…Что случилось? Что случилось? Чтослучилось?Кто так страшно визжит и хохочетВ придорожную грязь и сырость?Кто хихикает там исподтишка,Злобно отплевываясь от солнца?……………………….…Ax, это осень!Это осень вытряхивает из мешкаЧеканенные сентябрем червонцы.Да! Погиб я!Приходит час…Мозг, как воск, каплет глухо, глухо……Это она!Это она подкупила вас,Злая и подлая оборванная старуха.Это она, она, она,Разметав свои волосы зарею зыбкой,Хочет, чтоб сгибла родная странаПод ее невеселой холодной улыбкой.

ТВОРОГОВ

Ну, рехнулся… чего ж глазеть?Вяжите!Чай, не выбьет стены головою.Слава Богу! конец его зверской резне,Конец

его злобному волчьему вою.Будет ярче гореть теперь осени медь,Мак зари черпаками ветров не выхлестать.Торопитесь же!Нужно скорей поспетьПередать его в руки правительства.

ПУГАЧЕВ

Где ж ты? Где ж ты, былая мощь?Хочешь встать – и рукою не можешь двинуться!Юность, юность! Как майская ночь,Отзвенела ты черемухой в степной провинции.Вот всплывает, всплывает синь ночная над Доном,Тянет мягкою гарью с сухих перелесиц.Золотою известкой над низеньким домомБрызжет широкий и теплый месяц.Где-то хрипло и нехотя кукарекнет петух,В рваные ноздри пылью чихнет околица,И все дальше, все дальше, встревоживши сонный луг,Бежит колокольчик, пока за горой не расколется.Боже мой!Неужели пришла пора?Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?А казалось… казалось еще вчера…Дорогие мои… дорогие… хор-рошие… <1921>

Черный человек

Друг мой, друг мой,Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль.То ли ветер свиститНад пустым и безлюдным полем,То ль, как рощу в сентябрь,Осыпает мозги алкоголь. Голова моя машет ушами,Как крыльями птица.Ей на шее ногиМаячить больше невмочь.Черный человек,Черный, черный,Черный человекНа кровать ко мне садится,Черный человекСпать не дает мне всю ночь. Черный человекВодит пальцем по мерзкой книгеИ, гнусавя надо мной,Как над усопшим монах,Читает мне жизньКакого-то прохвоста и забулдыги,Нагоняя на душу тоску и страх.Черный человек,Черный, черный! «Слушай, слушай, —Бормочет он мне, —В книге много прекраснейшихМыслей и планов.Этот человекПроживал в странеСамых отвратительныхГромил и шарлатанов. В декабре в той странеСнег до дьявола чист,И метели заводятВеселые прялки.Был человек тот авантюрист,Но самой высокойИ лучшей марки. Был он изящен,К тому ж поэт,Хоть с небольшой,Но ухватистой силою,И какую-то женщину,Сорока с лишним лет,Называл скверной девочкойИ своею милою». «Счастье, – говорил он, —Есть ловкость ума и рук.Все неловкие душиЗа несчастных всегда известны.Это ничего,Что много мукПриносят изломанныеII лживые жесты.В грозы, в бури,В житейскую стынь,При тяжелых утратахИ когда тебе грустно,Казаться улыбчивым и простым —Самое высшее в мире искусство». «Черный человек!Ты не смеешь этого!Ты ведь не на службеЖивешь водолазовой.Что мне до жизниСкандального поэта.Пожалуйста, другимЧитай и рассказывай». Черный человекГлядит на меня в упор.И глаза покрываютсяГолубой блевотой, —Словно хочет сказать мне,Что я жулик и вор,Так бесстыдно и наглоОбокравший кого-то.……………….. Друг мой, друг мой,Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль.То ли ветер свиститНад пустым и безлюдным полем,То ль, как рощу в сентябрь,Осыпает мозги алкоголь. Ночь морозная.Тих покой перекрестка.Я один у окошка,Ни гостя, ни друга не жду.Вся равнина покрытаСыпучей и мягкой известкой,И деревья, как всадники,Съехались в нашем саду. Где-то плачетНочная зловещая птица.Деревянные всадникиСеют копытливый стук.Вот опять этот черныйНа кресло мое садится,Приподняв свой цилиндрИ откинув небрежно сюртук. «Слушай, слушай! —Хрипит он, смотря мне в лицо,Сам все ближеИ ближе клонится. —Я не видел, чтоб кто-нибудьИз подлецовТак ненужно и глупоСтрадал бессонницей. Ах, положим, ошибся!Ведь нынче луна.Что же нужно ещеНапоенному дремой мирику?Может, с толстыми ляжкамиТайно придет «она»,И ты будешь читатьСвою дохлую томную лирику? Ах, люблю я поэтов!Забавный народ.В них всегда нахожу яИсторию, сердцу знакомую, —Как прыщавой курсисткеДлинноволосый уродГоворит о мирах,Половой истекая истомою. Не знаю, не помню,В одном селе,Может, в Калуге,А может, в Рязани,Жил мальчикВ простой крестьянской семье,Желтоволосый,С голубыми глазами… И вот стал он взрослым,К тому ж поэт,Хоть с небольшой,Но ухватистой силою,И какую-то женщину,Сорока с лишним лет,Называл скверной девочкойИ своею милою». «Черный человек!Ты прескверный гость.Эта слава давноПро тебя разносится».Я взбешен, разъярен,И летит моя тростьПрямо к морде его,В переносицу…………………….. …Месяц умер,Синеет в окошко рассвет.Ах ты, ночь!Что ты, ночь, наковеркала?Я в цилиндре стою.Никого со мной нет.Я один…И разбитое зеркало… <1922–1925>