Душа меча
Шрифт:
Ведьмы снова переглянулись.
– Понимаете ли, Хакаимоно-сама, – начала синяя, – возвращение господина Генно держалось в секрете эти шесть месяцев. Вот почему мы здесь… – Она указала на сестер. – На случай, если кто-нибудь придет, чтобы заглянуть в гробницу господина Генно и удостовериться, что его тут и впрямь нет. Наша задача – затыкать рты таким смельчакам, дабы никто раньше времени не узнал, что господин покинул Дзигоку. Но дело в том, что тело Владыки полностью уничтожено. Для ритуала призыва из бездны у нас был только череп.
– Вот как, – сказал я. Для того чтобы призвать душу из Дзигоку
Сестры поморщились.
– Мы смогли призвать душу Генно, – ответила синяя. – Но…
– Физическое обличье господина так и не материализовалось, – подхватила зеленая. – Должно быть, мерзкие людишки совершили над телом обряд очищения, прежде чем его уничтожить. Господин Генно в царстве смертных, но его душа обитает в черепе. – Она выдержала паузу. – И только в нем.
Мой хохот эхом прокатился по пещере. Ведьмы уставились на меня.
– Хотите сказать, самый могущественный кровавый маг, что когда-либо ходил по землям живых, предводитель войск ёкаев, демонов и нежити, который в одиночку осуществил демоническую революцию и почти что поставил всю страну на колени… превратился в злобную летающую голову?
Красная ведьма простонала.
– Это еще не все. Господин может перемещаться в обличье призрака, но отдаляться от черепа – нет. Он сохранил былое могущество лишь отчасти, потому что лишился тела.
– Понятно, – проговорил я, наконец осознав, что к чему, и зарычал. Более подходящего момента выдумать сложно. Вряд ли это совпадение. – Выходит, Генно надеялся воспользоваться Драконьим свитком. Вот почему его призвали именно сейчас, ведь совсем скоро наступит ночь Желания.
– Все так, господин Хакаимоно, – подтвердила зеленая ведьма. – Изначально он хотел воспользоваться желанием, чтобы стать императором и убить всех даймё. Но из-за… непредвиденного происшествия теперь он намеревается использовать свиток иначе.
– Чтобы вернуть себе тело и былую силу.
– И снова завоевать Ивагото, – кивнув, закончила синяя ведьма. – Он лишился армии, которой некогда командовал, но постепенно набирает новое войско. Каждый день оно пополняется кровавыми магами, ёкаями и демонами. Одной вести о том, что Владыка демонов вернулся в царство смертных, оказалось достаточно, чтобы призвать его последователей со всех концов страны.
– Стало быть, и вы, Хакаимоно-сама, собрались вступить в его армию? – спросила красная ведьма. – Как было во время первого восстания Владыки? С вашей помощью люди падут пред нами, точно рис пред серпом.
Я ухмыльнулся. В тот раз я примкнул к восстанию Генно не столько ради того, чтобы его поддержать, сколько из желания воспользоваться всеобщим хаосом и самому устроить резню и бедлам. Четыреста лет назад, когда в стране бесчинствовало войско нежити и демонов, самурай по имени Каге Сабуро в попытке защитить замок Клана Тени извлек могущественный проклятый меч из запечатанной гробницы в подземелье. Этот отчаянный глупец решил, что Камигороши даст ему силу и поможет перебить всех чудовищ, напавших на его родной край.
Он оказался прав, и все же последствия были для него неожиданными. К тому времени мой рассудок уже успел помутиться от нескончаемого заключения в мече. Каге Сабуро стал первым человеком, в которого я вселился, но, вместо того чтобы обдумать и тщательно спланировать свой следующий шаг, я, впервые за несколько столетий вкусив свободу, почувствовал, как что-то во мне надломилось, и устроил бойню, о которой Каге и по сей день говорят, понизив голос. В пылу решающей битвы Каге Сабуро зарезали, а вскоре и Генно был убит лучшими воинами клана. Многие уверовали в то, что Владыка демонов заключил соглашение с Первым Они и что мы общими силами хотели разгромить империю.
Это было верно лишь отчасти. Никакой сделки с Генно я не заключал, наши цели совпали совершенно случайно. Я готов был истреблять людишек бок о бок с армией кровавого мага, покуда тот помнил о том, что он мне не командир и я никогда ему не подчинюсь. Хакаимоно ни перед одним смертным не склонит головы, даже перед самопровозглашенным Владыкой демонов.
Когда Генно впервые напал на империю, я был обезумевшим яростным существом, одержимым жаждой мести, и главная цель моя состояла в том, чтобы перебить как можно больше врагов, прежде чем меня снова заточат в мече. Теперь же у меня было время поразмыслить, составить план, тщательно обдумать, что я предприму, если снова появится такая возможность. Теперь я был готов.
– Вообще, я надеялся в нее вступить, – сказал я ведьмам, чьи желтые глаза тотчас вспыхнули, точно огоньки свечей. – До меня дошли слухи о возвращении Генно, и я решил выяснить, правдивы ли они. Жаль, что его тут нет. Я бы хотел с ним потолковать, разузнать, как именно он замыслил уничтожить империю. Но раз уж вы говорите, что он теперь лишь призрак…
– Мы отведем вас к нему, Хакаимоно-сама! – воскликнула синяя ведьма. – Уверена, Владыка будет рад поговорить с вами. Мы охраняли его гробницу на случай, если сюда забредет кто из смертных, но слухи об острове отпугивают почти всех, а остальных побеждает нежить. Так что мы тут не нужны.
– Да! – подхватила красная сестра. – Раз уж Хакаимоно-сама снова на свободе, нельзя упускать такую возможность! Вы пойдете с нами к Владыке Генно, Хакаимоно-сама? Путь неблизкий, но мы можем выступить прямо сейчас.
Я спрятал улыбку.
– Где же сейчас прячется Генно?
– В проклятом замке Оникаге, в Тысячеглазом лесу.
Я фыркнул. Тысячеглазый лес, дремучий и дикий, протянулся меж землями кланов Огня и Воды. Изначально он назывался Ангецу Мори, но об этом помнили только знатоки истории и те, кто прожил не одну тысячу лет. В стародавние времена, на самой заре империи, лес стал поводом для жестокой вражды между семьями Хино и Мицу – оба клана заявляли свои права на него и лесные богатства. Несколько десятилетий шла кровопролитная война, а потом император вмешался и объявил Ангецу Мори собственностью империи, положив конец распрям. На границе кланов Воды и Огня воздвигли святилище, в лесу запретили охоту, и каждый месяц разрешалось собирать плоды лишь с некоторых деревьев у самой опушки.