Душа моя - элизиум теней
Шрифт:
вверх, кривая поднялась, главным образом, за последние 50 лет. Отсюда следует, что во
времена древней Греции и Римской империи старики были большой редкостью и
привлекали к себе больше внимания. Вопрос об уважении к старости со стороны семьи и
общества – важный вопрос, обусловленный культурой данного общества. Уважение к
старости, как таковой, сильно меняется в зависимости от периода развития культуры того
или иного народа. Древнейшая из культур, известных
уважение к старости переходит границы разумного и практически целесообразного. Оно
превращается у них в культ предков.
Вот какие соображения высказывает доктор Эдвард Стиглиц, автор ряда трудов по
вопросам старости: «Характер к старости становится устойчивее и обозначается резче.
Пятна леопардов не меняют размеров и формы, но становятся чернее. Например,
богомольный человек правращается в несносного святошу, бережливый становится
скрягой, щедрый – расточительным, иной раз по отношению к тому, что ему не
принадлежит. Осторожный делается пугливым. Человек, отличающийся
снисходительностью, становится еще более снисходительным. Это усиление характерных
черт должно быть приписано не столько старению как таковому, сколько привычке,
вырабатываемой жизнью в замкнутом узком кругу. Мудрость возникает в результате
опыта, который, бесспорно, зависит от времени, но возрастает она только при наличии ума
в молодости. Старость сама по себе мудрости не гарантирует. Молодые дураки
превращаются в старых дураков.
92
Явление, обычно квалифицируемое, как впадание в детство, когда старик возвращается к
взглядам и повадкам ребенка, обнаруживает раздражительность и другие детские
свойства, добиваясь желаемого, в действительности, повидимому, не имеет ничего общего
с детством. Я глубоко убежден, что старики, в силу своего слабоумия похожие на ребенка, фактически никогда не были взрослыми и что их внутренний детский облик освободился
от пелены условных приличий, долгое время скрывавший его от постороннего взгляда.
Припомните, нет ли среди ваших знакомых лиц, впавших в детство? Если есть, я уверен, что, узнав их прошлое, вы обнаружите, что в молодости они отличались странностями, указывавшими на незрелость, лишь скрытую условностями».
И вот незаметно подкралась старость... На этом последнем этапе жизни я стараюсь, как и в
других пережитых возрастах, разобраться в происходящий во мне физических и
психических изменениях. В соответствии с этими изменениями я стремлюсь путем работы
над собой установить особую линию поведения. Приходится усиливать торможение в
выявлении свойственных мне черт характера – общительности и приветливости,
переходящих
эмоциональность я стараюсь пресечь, мысленно произнося: «Это не твое дело» и «Это
никому не интересно». Умеряю свой пыл в раздаче вещей и денег, убеждая себя не
торопиться, подумать – «отдать всегда успеешь».
Но с некоторыми изменениями, вернее, усилениями недостатков таких, как рассеянность, выпадение слов, бороться невозможно. Как бывает неприятно – начнешь говорить и
останавливаешься, не можешь впомнить иногда самое простое выражение. Средство
одно – побольше молчать. Выражение «молчание – золото» больше всего применимо к
старческому возрасту. Трудно бороться также с состоянием депресиии, которая наступает
мгновенно при малейшем проявлении душевной грубости окружающих людей,
свидетельствующей о невнимании и пренебрежении. По себе теперь знаю, как легко
обидеть старика. По своему характеру я, кажется, неспособна была кого-нибудь обидеть.
Но если бы повернуть обратно колесо моей жизни, я бы больше сделала для моей мачехи, чтобы облегчить ее тяжелую кончину.
Вспоминается, с какой нежностью Анатолий Федорович Кони говорил о своей матери:
«Усталый, замученный работой, приедешь к ней в Москву на день-другой повидаться – а
как она радовалась, не знает, куда посадить, чем угостить. Я уже был прокурором Синода, а она подойдет, бывало, ко мне с гребенкой и начнет расчесывать мне бороду,
приговаривая: "бедный ты мой одинокий, некому тебя приласкать". От ее нежных
материнских прикосновений я чувствую, как молодею, и тепло, от нее исходящее, глубоко
проникает и согревает меня».
Анатолий Федорович вспоминал, как сильно тосковал после ее смерти. К тоске по
умершей присоединялось сознание, что он мог бы лучше, комфортабельнее обеспечить ее
старость. Слово «поздно» мучительно и неотвязно звучало в его душе.
Вот что пишет по этому поводу современная поэтесса Елена Ривина:
Элегия.
С давнишних пор я повод подаю
Ко всяческим укорам и обидам –
И что таить? Я эту тайну выдам:
К похоронам и пышным панихидам
Я ненависть действительно таю.
Друзья мои, вам хорошо известно,
Что на моей земле мне интересно
И каждый день жалея ввечеру,
Была всегда я с жизнью в дружбе тесной.
Но смертны все – и я, как все, умру,
И в этот день, нисколько не отличный
От каждого стремительного дня,
Не оставляйте ваших дел обычных,