Душа моя - элизиум теней
Шрифт:
Заведующий внешкольным подотделом Губоно тов. Лисовский с улыбкой приносил мне ее
доносы. Он явно хотел показать мне, что совершенно с ними не считается.
Но недаром говорят французы: «Calomniez, calomniez tougours, quelque chose en restera»
(клевещите, клевещите побольше, какой-то след останется).
Теккерей в романе «Виргинцы» пишет: «Разве стоило бы жить, если бы каждому
человеку приходилось
Между прочим, через год эта Мишурина в период моей работы в Педвузе имени Герцена
приходила просить моей помощи. Она хотела учиться в институте, ее документы были
потеряны. Мне всегда казалось, что ее умственные способности были не в полном
порядке. Глаза ее смотрели в разные стороны, лицо было перекошено.
Возможно, что ее доносы были использованы Гродницким в нужную минуту. План
удаления меня из комиссии ему удалось выполнить, поскольку на мое место он предложил
свою приятельницу, старую коммунистку, хорошего работника. Она вполне заменила меня
в хорошо налаженной работе. Пришлось на собственном опыте убедиться в том, как
ошибочна наша вера в свою незаменимость, и как легко жизнь шутя разрушает эту веру.
Но все это ненадолго. Не прошло и года, как должен был уйти и сам Гродницкий, а с ним и
вся наша комиссия. Работа была децентрализована и перешла в районы.
Что касается моей личной жизни за этот период, то первые два-три года я была так вся
отдана работе и наполнена ею, что, казалось, с этой стороной жизни покончено навеки. Но
на деле мне суждено было заплатить за несколько коротких моментов, правда, очень
большой и яркой радости, тремя годами страданий. Человек, так скупо отмеривший мне
радость и так щедро страдания, появился на моем горизонте в 1921 году. Все мое
существо инстинктивно отталкивало мысль о возможном сближении уже при появлении
первых симптомов опасности. Общая работа делала наши встречи неизбежными. Я
леденела и вся внутренне сжималась, когда он входил в комнату. Нам предстояла общая
командировка, я добилась того, что он не поехал. Время шло, он вместе с другими
сослуживцами стал бывать у нас. Николай Арнольдович, следя за мной любящим оком
друга, тоже как будто разделял мою тревогу. «Женечка, – как-то сказал он мне, – только не
этот, только не этот». Но разве можно бороться с неизбежным? За три года нашей близости
я во многом разобралась, я поняла, что в союзе мужчины и женщины терпимы и хорошо
исправляются такие недостатки, как несходство характеров, резкость и грубость в порыве
раздражения... При большой взаимной
последующая реакция часто еще обостряет любовь. Но вот на моем опыте я убедилась, что катастрофичен союз, в котором одна сторона своим поведением и суждениями
смертельно оскорбляет другую, не понимая, в чем дело. Часто задается вопрос: «Да что же
тут оскорбительного? Неужели я не имею права так говорить и так поступать?». Тут
пропасть, и подать руки через нее невозможно. Все это не мешает человеку быть умным, образованным, просто даже эрудитом и культурным с общепринятой точки зрения. И
душевно люди эти совсем не плохие, но какое у них мещанское представление о мужской
порядочности и благородстве. Причина кроется, по всей вероятности, во взгляде на
женщину, которую даже при большом чувстве считают низшим существом. Никогда не
забуду моментов пережитых унижений! Мы идем по улице с низким тротуаром, нас
догоняет знакомый моего спутника, они здороваются. Меня не знакомят. Мы продолжаем
идти втроем. Они идут беседуя и занимая весь тротуар. С трудом поспевая за их крупным
шагом, я, как собачка, бегу рядом по камням.
59
Однажды мы слушали в филармонии симфонию Бетховена. Мой компаньон обладал
необычайной музыкальностью. Он и сам хорошо играл на рояле, и умел наслаждаться
серьезной музыкой. В начале жизни я очень любила легкую музыку и только путем
усиленной работы над своим музыкальным образованием развила в себе способность
воспринимать и в радостном забвении сливаться с чудесными звуками творений Бетховена
и Чайковского. Я отнюдь не преуменьшаю сделанного мною преступления в тот роковой
вечер. Экспансивность была моим недостатком и всю жизнь вредила мне. Имея рядом
такого музыкального соседа, я осмелилась шепотом спросить у него: «Это лейтмотив
симфонии?» Он сердито шикнул на меня, я поняла свою бестактность и почувствовала, что, наверное, никогда больше в жизни не повторю своей ошибки. Но наказание, мною
понесенное, превысило все, что я могла ожидать и, в сущности, было началом конца
наших отношений. Дня через два-три мне позвонили и сказали буквально следующее: «У
меня есть два билета в Филармонию на сегодня, но я хочу, чтобы со мной пошла которая-
нибудь из ваших дочерей. Если они не могут, то пойдете вы – последняя». Комментарии
излишни.
Нужно ли говорить, как часто бывали случаи, вызывающие унизительное чувство
ревности. И как в глухую стену упирались мои попытки доказать невозможность таких