Душа Пандоры
Шрифт:
– Спасибо, – тепло поблагодарила Деми. – Не думай, что мне не нравится, но…
– Почему у нас нет нормальных писчих принадлежностей, которые мы могли подсмотреть у вас? – рассмеялась Ариадна.
– Да, но не только их. Почему у вас нет и всего остального? Наших технологий, я имею в виду?
– Причина, на самом деле, не одна. Далеко не все эллины посвящены в тайну существования Изначального мира. Не все обладают привилегией его наблюдать.
– Но разве такие, как ты и Харон, не могут пронести какое-нибудь изобретение в Алую Элладу?
– Мы ничего не выносим из Изначального мира. Чревато тем, что ткань между реальностями истончится. Чем сильнее различие между творениями наших миров, тем сильнее энергия одного мира расшатывает, колеблет завесу. К примеру, одежда, в которой ты прибыла сюда, лишь создаст на ее поверхности рябь, подобную брошенным камням. А вот захваченный с собой сотовый или ноутбук – вмешательство уже серьезнее. Но не подумай, будто мы всегда смиренно наблюдали за Изначальным миром, восторгаясь им со стороны.
– Вы попытались повторить за ним, – кивнула Деми.
– Да, и большинство творений наших изобретателей, увы, в условиях войны вынужденных лишь повторять за куда более прогрессивным миром, попросту не прижились. Все дело в том, что люди Алой Эллады больше доверяют тому, в чем есть хотя бы толика магии, что значит – божественной искры. К тому же здесь магия сильнее. Атэморус пуля не возьмет, химер лишь разъярит еще больше, а вот пламя и солнце… Да и зачем нам самолеты, если есть пегасы? Зачем компьютеры, если есть магические полиптихи?
Улыбка Ариадны, едва не угасшая при упоминании войны, разгорелась с новой силой. И впрямь… Зачем технологии, если есть колдовство?
– И все же кое-что вы у нас позаимствовали, – заметила Деми. – Язык, на котором вы разговариваете… Я, наверное, изучала древнегреческий – мне знакомы многие слова. И все же это не чистый древнегреческий.
Такое подозрение возникло у нее давно и крепло тем сильнее, чем дольше она наблюдала за эллинами.
– Нет, – подтвердила Ариадна. – Наш говор – причудливая смесь современного и древнего языков, димотики и древнегреческого. Можно сказать, именно Харон принес в Элладу новогреческий… Но не он один.
– Инкарнаты, – поняла Деми.
– Верно. Те, кто, повзрослев, вернули себе воспоминания о прошлых жизнях, в Алую Элладу пронесли отпечаток нынешней. Новогреческий наш язык не заменил, но смешался с ним, образуя язык, на котором сейчас говорят эллины. Тот, что здесь называют эллиникой. Многие из инкарнатов, чья душа, преодолев завесу, оказалась в Изначальном мире, пытались принести в родной мир и технологии… Но в мире, пропитанном магией, они не прижились.
– Однако боги и многие приближенные к ним инкарнаты разговаривать на эллинике отказываются наотрез, – со смешком добавила Ариадна. – Если решишь пообщаться с кем-то из них, придется учить древнегреческий.
Сама мысль о том, что Деми вздумает общаться с богами, отдавала безумием. Впрочем, как и существование двух миров, как и реальное существование всего того, что она и все люди Изначального мира считали мифами.
– Уже, наверное, совсем поздно. Попробуй выспаться, ладно?
Деми послала ей вымученную улыбку:
– Попробую, – и помедлив, негромко позвала: – Ариадна…
Та поняла ее без лишних слов.
– Я приду к тебе с первым лучом солнца. И когда ты проснешься, обо всем расскажу.
Если кого из жителей Эллады Деми и хотела видеть в тот миг, когда станет метаться между страхом и непониманием, так это Ариадну. Самую чуткую из всех эллинов, с которыми ей довелось познакомиться.
Уголки губ Ариадны чуть дрогнули:
– Наверное, будет непросто. Мне – объяснить, а тебе – поверить.
– А может, совсем наоборот. Элладу я вряд ли забуду – Каламбаку я помнила до мельчайших деталей. Забуду только свое место в этом мире, но… Я ведь отчасти начну жизнь с чистой страницы. Когда ничего не знаешь, легко поверить во все что угодно. Чем больше знаешь – тем сложнее что-то невозможное принять.
Ариадна поразмыслила над ее словами. Улыбнувшись, кивнула.
– До завтра, – шепнула Деми.
– До зари.
Как только фигурка Ариадны затерялась в глубине коридора, она устало опустилась на покрывало. Под напором чужих обвинений и груза взваленной на нее ответственности ее внутренний щит дал трещину и раскололся с грохотом, слышимым только ей одной.
Скользнув на пол возле кровати, Деми разрыдалась.
Весь спектр эмоций, что скопились внутри, от шока до обиды и ужаса, она выплескивала рывками, ощущая горечь и соль на губах. И выплеснув все до дна, почувствовала себя опустошенной.
Проходила минута за минутой, а Деми все не могла заставить себя подняться с пола. Завтра в ее жизни начнется новая страница, и с самого утра она станет частью Алой Эллады – долгожданной и одновременно ненавидимой гостьей. Станет частью чужого мира и ее собственного. Мира, где ее душа появилась на свет.
Душу распирало от всепоглощающего чувства одиночества и преследующего Деми ощущения, будто она падает в пустоту. Страшно заглянуть в эту чернеющую под тобой бездну, страшно подумать, что ей нет конца. А когда конец все же наступит, никого не окажется рядом с ней. Никого.
Она вытерла лицо, поднялась. В душе медленно зрело что-то похожее на решимость. Можно сколько угодно сетовать на судьбу, что уготовила ей это испытание. Задаваться древними как само время вопросами: «За что?», «Почему я?». Если Кассандра, Ариадна и остальные не ошибаются и Деми впрямь их Пандора, она сделает все, чтобы исправить то, что совершила ее душа. Ее самая первая и, хочется верить, самая глупая инкарнация.
Положив на кровать перед собой чудо-дневник, Деми коснулась стилусом второй, девственно чистой «страницы». И записала все. Все, даже жалящие слова Никиаса и Кассандры. Они были нужны ей в завтрашнем дне. Они – что-то вроде горькой пилюли, подпитывающей ее решимость.