Душа Пандоры
Шрифт:
Незнакомая девушка внесла в комнату две «лампы» – прозрачные длинные тубусы из тонкого стекла. Внутри них бились молнии, что давали яркий, но неровный свет. Деми обвела взглядом пространство комнаты, ненадолго остановившись на лицах каждого из присутствующих. Харон, мрачно созерцающий тьму за окном, в которой разглядеть что-то было невозможно. Нервно покусывающая губы Ариадна. Кассандра, погруженная в свои размышления. В сторону Никиаса Деми предпочла не смотреть – достаточно и того, что ее кожа буквально горела от его тяжелого взгляда.
Вопросы роились в голове, и Деми не знала, с какого из них начать.
–
Вот так просто все было решено за нее.
– Идем, – тихо обронила плетельщица зачарованных нитей и вышла из комнаты.
Помедлив, Деми последовала было за ней, но ее остановил голос Кассандры – холодный, ровный и гладкий, будто лед на озере или промороженное стекло.
– Ариадна – милая девочка. Сколько я ее знаю, она всегда такая – сострадательная, доверчивая… Иногда даже чересчур. Это черты не ее характера, изменчивого, как сама человеческая суть, а ее души. Порой новая жизнь Ариадны еще тяжелее предыдущей. Но какие бы испытания ни выпали на ее долю, она остается прежней. Девочкой, девушкой, женщиной и старухой, которая видит в людях только самое хорошее, даже лучше многих других зная о темной стороне человеческой души.
Деми поняла, почему Кассандра заговорила об Ариадне. Будучи частью команды под явным лидерством Кассандры, она стояла наособицу лишь в одном – в отношении к Деми. К Пандоре.
– Не буду скрывать, я не похожа на нее. Я не могу позволить себе такую роскошь, как доверие чужакам. Не сейчас, когда идет война. Когда предают, переходя на темную сторону, сторону Ареса, даже самые родные. Потому что боятся, что нам – весьма условно светлым – не выиграть этой войны. Я не хочу обвинять тебя в том, что случилось века назад, хотя это прошлое, которое стало нашим настоящим. Но тебе придется заново заслужить наше доверие, доверие всей Эллады. За то, что каждый день из-за тебя гибнет кто-то из нас.
Пророчица не стала дожидаться ее ответа – отвернулась к окну. В комнате повисла вязкая тишина. Деми мечтала сейчас о магии, способной сделать ее незаметной, лучше и вовсе невидимой. Даже хорошо, что рассвет сотрет все горькое, что было сказано сегодня.
Сглотнув эту горечь, она поспешила догнать Ариадну.
Они шли по длинному коридору, и каждый раз, когда перед Деми открывалась новая комната, лишенная дверей, все находящиеся там поворачивали головы. Все взгляды были прикованы к ней. Малышня пряталась за спины старших или замирала посреди комнаты, завороженно глядя на Деми. Сами старшие – подростки примерно ее возраста – либо смотрели в упор, поджав губы или что-то говоря себе под нос, либо тут же отворачивались.
Неизменным оставалось одно: никто не улыбался.
– По большей части это воспитанники Кассандры, будущие провидцы. А еще – сироты, что потеряли родных в войне.
Острый, словно скорпионье жало, укол вины – как будто их до этого было мало. Да, души их родителей бессмертны. Да, их ждут новые – и возможно, даже лучшие жизни. Другие семьи, другие встречи и расставания. Но эти дети, что стояли сейчас перед ней, своих родителей лишены.
– Кассандра ищет в них божьи искры и старается развить их потенциал.
Ариадна, не замечая ее потускневшего взгляда, легко сбежала по ступеням. Один длинный коридор сменился другим, а она все продолжала щебетать. На самом деле это действительно помогало Деми чувствовать себя чуточку лучше под перекрестным огнем чужих взглядов.
– После обучения у наставников – воинов, ремесленников, целителей – прежде никому не нужные сироты становятся уважаемыми жителями Эллады и охотно помогают другим. Я знаю, Кассандра может быть немного резкой, но…
Деми тихонько хмыкнула, вспомнив слова пророчицы. И все же не смогла не признать:
– Она делает доброе дело.
Ариадна закивала, и Деми даже почудилось промелькнувшее в ее глазах облегчение. Боялась, что их отношения с Кассандрой будут такими же, как с Никиасом? Как будто она хотела оказаться с ним на ножах. Как будто больше всего на свете Деми не хотелось, чтобы ее оставили в покое.
Желательно в родном, Изначальном мире.
Во время подъема она с интересом разглядывала энкаустикой [16] расписанные стены. Афину Палладу узнала сразу – красивая женщина с копьем, облаченная в тяжелые мужские доспехи и коринфский шлем с высоким гребнем. Разглядела и близнецов, от чьей безупречности захватывало дух, – утонченную Афродиту и прекрасно сложенного Аполлона. Зевса узнала по молниям в руке, Артемиду – по луку и стрелам. Был еще усмехающийся Дионис с кубком, полным вина, и Гестия, грациозно сидящая на шкуре у очага.
16
Энкаустика (от др. – греч. ?????????? – выжигание) – техника живописи, в которой связывающим веществом для красок служит воск.
Так странно… В ее мире древних богов увидишь разве что на страницах книг, а здесь их изображения заменяют портреты великих полководцев, воинов и генералов – вроде тех, что висят в каких-нибудь элитных поместьях. Нечто обыденное, привычное…
«Они даже не умерли – в отличие от героев минувших эпох моего мира, – вздрогнув, подумала Деми. – Они прямо у нас над головами».
– Надо же, у нас новенькая! – донесся до нее обрадованный мужской голос.
Ариадна, остановившись, отчего-то вздохнула. Деми увидела симпатичного парня лет двадцати – двадцати пяти, одетого в расшитую золотыми нитями рубашку совсем не в греческом стиле и белые брюки. Светлые волосы слегка вились, и завитки у мочек ушей издали походили на серьги. Даже в том, как он шел, чувствовалась некая манерность, но не высокомерие. Белозубая улыбка, открытый взгляд – и Деми, лишь недавно решившая не доверять никому, кроме Ариадны, против воли прониклась симпатией к незнакомцу.
Поведя рукой в воздухе, он слегка наклонился.
– Фоант. А вы, как я понимаю, и есть Пандора, о которой гудит вся пайдейя.
Деми поняла, что он хочет поцеловать ее руку, и покраснела до кончиков ушей. Но руку все же подала и была вознаграждена быстрым поцелуем.
Покопавшись в памяти, она не обнаружила ничего, что ассоциировалось бы у нее с этим именем. Поняв это, Фоант постучал костяшками пальцев по портрету Диониса.
– Ты – Искра Диониса?
– Лучше, – гордо выпятил грудь Фоант. – Я его сын. И ее, кстати, тоже.