Душа Пандоры

Арнелл Марго

Кассандра прикрыла глаза и стояла так, собирая по крохам самообладание. Обычно она его не теряла вовсе.

Каждый из них понимал: Медея победила в тот момент, когда Кассандра отправилась на ее поиски. Да и Дедал, при всей важности его дела, пойдет колдунье навстречу.

– Сомневаюсь, что Аид так легко согласится на то, чтобы отданный под его власть Тартар перекраивали как хотели, – заметил Никиас.

Самому Тартару, судя по всему, безразлично, что творят с его детищем. Сражался ли он, бог глубочайшей во вселенной пропасти и самой страшной тюрьмы, в Эфире с Аидом

и его тварями? Или бродил здесь, среди приласканных Медеей монстров?

– А это уже ваша проблема, – напевно сказала колдунья.

Пальцы ее правой руки задумчиво поглаживали каменный трон. Своим ледяным спокойствием и огнем, горящим в глазах, она напоминала Деми сам Тартар. Холодную бездну, под чьим непроницаемым покровом ярились чудовища и пульсировала живая тьма.

Аида Кассандра призывала вынутыми из мешочка на поясе костями. Готовилась к этой встрече заранее или всегда использовала их для ритуалов? От эллинов, тем более отмеченных божественными знаками, Деми уже ожидала всего.

Кассандра выложила костями знак, напоминающий насаженный на крест полумесяц с круглой точкой на вершине. Аид явился не сразу. Возник из теней, которые отбрасывали ручные чудовища Медеи, ее трон и сам ее дворец. Высокий, в полтора раза выше Деми, облаченный в темные доспехи и чужую кровь.

– Чего ты хочешь, смертная?

Голос Аида не был подобен грому, что, говорят, присуще Зевсу. Глухой, но сильный, вызывающий невольный трепет. Темные волосы доставали ему до плеч и кое-где были схвачены узкими стальными кольцами. А в глазах – темнота, будто в пропасти Тартара.

Аид обращался к Кассандре, но увидел Деми, и зрачки его расширились.

– Я так близка, ближе, чем когда-либо, – прошептала пророчица, припадая на колено и склоняя голову.

Он все понял в мгновение ока. Огляделся по сторонам в надежде увидеть пифос.

– Медея, твоя пленница, хочет награды за то, что она присвоила.

Кассандра не стала произносить слово «пифос» – не оттого ли, что боялась, будто ее услышит Арес?

– Что мне мешает убить ее?

– То же, что мешало другим, да и мне открыть присвоенное, – без тени страха, почти беспечно отозвалась Медея. С трона своего она не сошла и колен не преклонила. Будто не с богом и надзирателем беседовала, а с обычным смертным. – Печать мою не сломать никому.

– Даже Гекате? – изогнул бровь Аид. На узких губах зазмеилась усмешка.

– Разве что ей… – Медея будто задумалась. – Но сколько времени будет потрачено, чтобы разгадать и разрушить мое колдовство? Сколько невинных жизней загублено? И ради чего? Чтобы сохранить Тартар неизменным?

– О чем она? – нахмурившись, осведомился Аид, отчего-то не желая обращаться к Медее напрямую.

– Она хочет себе более роскошную тюрьму, – поморщилась Кассандра. – И Дедала, который ее построит.

Аид хмурил брови, раздумывая.

Богам присуща жестокость, Деми знала это наверняка. Однако им свойственно и милосердие. Красноречивее всего об этом говорило божественное благословение, которым они одаривали смертных.

– Я даю свое согласие, – веско сказал Аид.

Улыбка Медеи стала еще шире и хищнее.

– Значит, решено.

Все изменилось в одночасье. Тартар словно дрогнул под натиском невидимых сил. Что-то тяжелое, страшное стягивалось к дворцу колдуньи.

«Арес?» – подумала Деми, слабея.

Но это были титаны. А еще – гекатонхейры, циклопы и даже сам временно освобожденный от службы Цербер. Деми сглотнула, уговаривая себя оставаться на месте. Может, она и чувствовала бы себя польщенной (ведь вся эта устрашающая гвардия явилась сюда ради охраны пифоса и ее самой), если бы могла ощущать сейчас хоть что-то, кроме ужаса.

Как только Тартар перестал сотрясаться, Аид медленно кивнул Медее. Та, несмотря на всю пылающую в ней непокорность, терпеливо ждала разрешения. Знала, что Аида гневить не стоит. Колдунья наклонилась к земле, начертила на ней странные знаки. Деми не вглядывалась в них, все равно бы не узнала. Да и львиная доля ее усилий сейчас уходила на то, чтобы уговорить собственное сердце не выскакивать из груди.

И снова дрожь земли, пусть и не такая сильная, как прежде. Неподалеку от трона, воздвигнутого в зале дворца, разверзлась яма, словно беззубый и черный рот.

– Ты, смертная, подчинила себе магию Тартара? – В голосе Аида звучала не злость – восхищение.

– Разве мой дворец тебя в этом не убедил?

Он пожал могучими плечами.

– На Элладе есть колдуньи, способные повелевать иллюзиями, да такими, что от истины не отличишь.

На губах Медеи заиграла змеиная улыбка. Она ответила что-то Аиду, но Деми ее уже не слышала. Весь мир сузился до одной точки – вынырнувшего из недр земли пифоса. Она видела его прежде, касалась его и готова была коснуться еще раз, пусть едва стояла на ногах от волнения.

Подойти, чувствуя, как весь мир останавливает свое движения. Как гаснут звуки, оставляя только гулкий шум крови в ушах.

Подойти, пока пульс разрывает вены, опуститься на колени, словно перед древним божеством.

И наконец коснуться.

Крышка пифоса без усилий скользнула в сторону. Казалось, и не было всех этих веков, в течение которых Медея безуспешно пыталась его открыть, обрушивая на него все свои чары. Пифос открылся легко и естественно, будто так и нужно. Впрочем, почему будто? Она шла к этому все свои жизни, пусть и не подозревая о том. С того самого момента, когда открыла пифос, который века спустя назовут ящиком Пандоры.

Весь мир замер. Деми задержала дыхание. Заглянув внутрь, резко выдохнула и отклонилась назад.

На дне пифоса была пустота.

Глава двадцать третья. Исчезнувшая надежда

– Нет, – прошептала Деми.

Во дворце Тартара царила гробовая тишина.

Может, Элпис-надежда уже рассеялась по миру, словно капли вылитой с Олимпа на землю амброзии? Но беспомощно обернувшись, по глазам Аида поняла: ничего не изменилось.