Душа Пандоры
Шрифт:
– Значит, в Тартар?
Глава двадцать вторая. Тартар
Теперь, когда правда оказалась прямо у них под ногами, Кассандра решила сопровождать Деми. Наверняка не только из-за важности встречи с Медеей, но и из-за вероятности стать свидетелем события, о котором в будущем
За Ариадной, к огорчению Деми, прислали гонца, Искру Гермеса. Кому-то из высокопоставленных особ немедленно требовалась помощь плетельщицы зачарованных нитей. Харон и Кассандра… Их отношение к Деми сложно было обозначить одним-единственным словом. Но чего не хватало в этом клубке эмоций, так это симпатии и тепла. Никиас… С ним выходило еще сложнее.
Однако их прохладное (или просто запутанное и с трудом поддающееся объяснению) отношение к ней – меньшее из зол, что ее окружают. Чтобы увидеть большее, достаточно обратить взор к небу. Как только пифос будет найден, всему этому наступит конец. Что придет следом, Деми не знала. Нечто новое, нечто совершенно другое.
Как только Харон перенес их в царство Аида и сумрак сомкнулся вокруг, Кассандра вынула что-то из подвешенного к поясу мешочка. На первый взгляд показалось, мелкие рубины, на деле же – зерна граната, лишь недавно вынутые из свежего плода. Пророчица закопала их в землю.
– Есть путь в Тартар и иной, но путь этот обходной, долгий, – объяснила она. – А времени на поиски пифоса мы и без того потратили немало.
Слово «немало» едва ли могло вместить в себя все века, потраченные Кассандрой, Ариадной и другими инкарнатами на поиск Пандоры, все пройденные ими пути, но подбирать другое она не стала. В сознании Деми сложился образ человека, который не любит тратить время зря. Который ценит его, даже невзирая на уже прожитые жизни и те, что еще предстоит прожить.
Кого вызывала Кассандра, Деми догадалась сразу. Трепет внутри наверняка был ей знаком и уже пережит однажды, пускай и не мог отпечататься в памяти. Она удивилась тому, что Кассандра вызывала Персефону гранатовыми зернами, ставшими когда-то в прошлом ее капканом и связавшими ее с царством Аида нерушимыми узами.
Зарытые в землю гранатовые символы то ли власти Персефоны, то ли ее неволи – а может, обеих сторон ее новой жизни – призвали богиню к берегам мертвой, в отличие от самой Стикс, реки.
– Зачем ты вызвала меня, пророчица?
На Деми Персефона едва взглянула. И то, как она держалась, отчего-то расходилось с представлением Деми о ней. Холодный тон, равнодушное лицо, больше похожее на маску, некая царственная надменность во взглядах и жестах… Истинная богиня подземного царства, далекая от того легкомысленного, даже игривого образа, что запечатлела память Деми.
Выслушав Кассандру, Персефона нахмурилась.
– Ты думаешь, пифос у Медеи? Впрочем, не объясняй. Если существует хоть малейшая возможность ослабить Ареса… Я сделаю для этого все. Любой бы сделал.
И пусть движения Персефоны были плавны, утонченны и выверены, а жизнь – бессмертна, временем она, как и Кассандра, дорожила. Не стала тратить его на слова, а сплела для них заклинание.
Земля содрогнулась. Казалось, оставшаяся в Акрополе Доркас выплеснула дар, которым поделилась с ней богиня Гея. А потом поверхность обрушилась, открывая ряд уходящих вниз ступеней. Вот он, короткий путь в Тартар. В самую бездну по прямой.
Деми спускалась, старательно подражая во всем Кассандре: в прямой спине, в четких движениях и в обманчиво спокойном взгляде. Вот только все мысли пророчицы были заняты пифосом. Мысли Деми – тем, что они спускаются в Тартар.
Темница для самых страшных тварей, для проклятых, бессмертных и неугодных богам. В прошлом – тюрьма для титанов, циклопов и гекатонхейров. Черным саваном пространство Тартара укрыла вековечная тьма. Кто прятался там? Деми не знала, не видела. Кассандра, используя сферу Гелиоса не как оружие, а как источник света, ей показала.
Череда тонущих в полумраке лиц и фигур слилась в бесконечный поток, в сплошную черную стену. Людей и монстров роднило лишь выражение глаз: застывшее в них жадное отчаяние, глухая, приглушенная временем и чувством безысходности мольба.
Бездна голодных глаз, окружающая Деми, устрашала.
Порой Тартар содрогался от чьих-то тяжелых шагов. От того, чтобы поддаться искушению и вглядеться во тьму, останавливала мысль: ее память сохранит это жуткое воспоминание и будет воскрешать его всякий раз, стоит только подумать о Тартаре.
Но порой бездну сотрясала дрожь иного рода. В те моменты Деми едва могла удержаться на ногах.
– Что происходит?
– Тифон пытается вырваться из своей клетки, – небрежно бросила Кассандра, будто речь шла о домашней собаке, что сорвалась с поводка.
– Никогда не сдается, – одобрительно усмехнулся Харон.
Деми с трудом подавила собственную нервную дрожь.
– Вы знаете, куда идти?
– Ариадна рассказала, – сухо отозвалась Кассандра.
Деми прошла путем, проложенным пророчицей и светом в ее руке, который заставлял пленников Тартара держаться от них подальше. Прорезавшая и разбившая мрак дорога в виде полосы света привела их к странному сооружению – дворцу из камня сродни обсидиану. Черному, гладкому, ловящему блики от света Гелиоса.
– Медея коварна и опасна, но силы духа и упрямства ей не занимать, – заметил Харон. – Даже в Тартаре, самом жутком, самом мрачном, самом темном месте на земле, она отвоевала себе свой собственный угол, свой островок спокойствия и тишины. Пока остальные бродят неприкаянными по бездне и ссорятся друг с другом за каждый клочок темноты, она восседает на троне своего собственного дворца.
Почудилось или он и впрямь питал симпатию к темной колдунье?
– Это дворец Медеи? – поразилась Деми. Не такой она представляла себе тюремную клетку в царстве мертвых. – Но из чего он сотворен?