Душегуб
Шрифт:
— Тебя прислали Дой-Шерры? У них бы хватило денег на мутанта, — голос пугающе похож на хор сразу трёх пьяниц. — Зараза, а я же ведь никогда ещё не мочил мутантов. Скажи, а тебя вообще можно убить, или мне сдаваться?
— Угадай.
— Думаю, вполне!
Внезапно луч фонаря взмыл в воздух и, вращаясь, пролетел пару метров. Стоило белому мечу рубанут по мне, как последовал выстрел, и только отменная реакция спасла меня от смерти. Судя по звуку, дробью посекло пару птиц.
Подонок нарывается.
— Не угадал, — прошипел я. — Тут кружит твоя
Я пробежал на полусогнутых, остановился подле подозрительного места и проверил его режущим ударом. Сменил позицию. Нетерпеливый Келлетриф решил дать три выстрела вслепую, после чего защёлкали заряжаемые патроны.
Но вот ты и сдохнешь! Телепортироваться к фонарю и провести лучом по кругу. Птицы, клетки, стены, птицы, рожа носатого Душегуба! Я бросаю источник выдающего меня света и прыгаю к маньяку. Кусок зеркала вспарывает его плечо, в ответ он стреляет не глядя, спасительная телепортация отводит от меня смертельное ранение.
Я затихаю в углу, но теперь сам дьявол не скажет, где моя жертва.
— Ма-а-а-ать! Что это у тебя? Больно! — завопил раненый. — Да кто тебя прислал, мудак?
— Я здесь по собственной прихоти.
— Собственной? Ма-а-ать! Всех, кому я не нравлюсь, я хорошо знаю! Кто ты есть такой?
На сей раз он развернул фонарь ногой, так что пятно света точно набросилось на меня. Дробь погрязла в древесине, я переместился за спину уроду, но на секунду опоздал, а тут ещё из ниоткуда прилетел удар прикладом в грудь. Затем и грохот выстрела, но меня и след простыл.
Я затих позади фонаря, на месте, куда рано или поздно придёт стрелок.
— И чего ты хочешь? — прогремело из центра помещения. — Чего ради тебе рисковать жизнью? Слышал, что про меня говорят? Три незваных гостя за полгода — три трупа! Их теперь не найти: сом-левиафан съедает всю крупную добычу! Тобой, думаешь, подавится? Как бы ни так!
Снова шальные нервишки привели к выстрелу вслепую. Трать картечь, трать!
— Думаешь, я в смятении? Нет, что ты! С одним выродком я плясал больше двух часов! Темнота, фонарь, птицы, ма-а-ать, да это не поле боя, это твоя плаха! А я не противник вовсе, я — палач!
— Как страшно…
— Когда тебе пузо разворотит, будет страшно! Я поражён, что ты ещё не рыдаешь! Рыда-а-а-ай, мутант! Я хочу видеть твои сраные слёзы!
Прямо над ухом… приближается…
Когда держаться стало уже невозможно, я бросился на звук и с силой рубанул, как выяснилось, плоть. Переместиться с пути огненной дроби, ещё один хороший удар, а теперь ретироваться.
Келлетриф стал отрыгиваться выстрелами во все стороны, палить, как сумасшедший, пока не кончились патроны. Я уже оказался у фонаря, которым выхватил из темноты фигуру противника. Тот наспех словчился вогнать патрон и дать выстрел, который разнёс фонарь в пластико-электронную пыль.
Нацелено переместившись, я метким ударом сбил его с ног, схватил и телепортировался на два этажа вниз. Туша Душегуба шлёпнулась на доски причала. Беззащитный выродок в моём распоряжении, и он напуган! Если бы вошь приняла смерть с достоинством,
Свой настрой надо показать первым же ударом, которым я лишил Келлетрифа возможности двигать ногой. С воплем он схватился за рваную мышцу бедра.
— Ма-а-а-а-ать! Что ты творишь?
— Совсем небольшая плата за шесть жизней, или ты не согласен? — загородив солнце, я подобен твоему личному демону, Душегуб. Пусть сковорода будет удобной…
— Кого ты имеешь в виду? — зарыдал маньяк. — Я не понимаю! Боже, только не мучай!
— Не допросишься! Скажи, где Донни?
Кровь, к несчастью, хлещет слишком сильно, так что он вскоре испустит дух. Струйка просочилась через щель и покапала в воду. Червь извивается от боли и смеет лгать. За это мы отрежем ему палец! Понадобилось пять хороших ударов. Две фаланги полетели в реку, а Келлетриф завопил громче.
— Ты смеешь убивать детей, ты смеешь убивать их без разбору, даже не запоминаешь имён… в конце концов, ты смеешь лгать мне. Плохо.
— А-а-а-а-а, умоляю, — поднявшись на локтях, он медленно пополз в сторону, — хочешь убить — убей, но я ничего не знаю ни о каком Донни и его сраных детях!
— Донни был ребёнком! — нос сломался под моим каблуком. — Как и Дональд Зунтер! Убивая своего сына, ты должен был вспомнить.
— Мой сын?
Я разозлился. И медведь показался бы Келлетрифу бабочкой после тех ударов и порезов, что я обрушил на него! Всхлипы умирающего перешли в стоны.
— Твои муки не станут тяжелее или легче, когда ты признаешься, Душегуб. Но я был бы не против, чтобы ты раскаялся, — проще будет сохранить самообладание, если отвернуться от мерзавца. — Напомню, что мне нужно найти Донни…
— Я не понимаю…
— Донни Цукерон, тупица. Его ты убил последним.
Дыхание похоже на хрип покойника. Жаль, что так быстро. Я мечтал умыться его кровью.
— Ма-а-а-а-ать… — очередной вопль вознёсся к равнодушному небу, — Цукероны — это торговцы крупами? Я воровал у них, но сына не трогал…
Внезапно что-то стукнуло по лодке. Вода зашумела, и чьё-то гибкое тело развернулось у самого причала. Запах крови привлёк левиафана. Эти мутировавшие рыбины достигают семи метров в длину, чрезвычайно прожорливы и просто обожают человеченку. Утаскивают и оленей, и лошадей, но человек — их слабость.
Я уже знаю, как поставлю точку.
— Келлетриф, — показал я ублюдку кусок зеркала так, чтобы он разглядел своё отражение, — ты меня выводишь!
— Келлетриф? — завопил завидным тенором полумёртвый. — Так тебе нужен Келлетриф Эгон, лысый хрен? Я сдружился с ним три года назад, мы стали вместе станцией заниматься. Ма-а-а-ать, он умер год назад! Сволочь, тот, кто тебе нужен, уже откинул копыта!
Чувства перепутались: желание сделать гадине больно — первая нить, вторая — обман Тима и Марка, мстить, третья — выставлен идиотом, обида жжёт диафрагму, вызывает рвотные позывы. Вместе они образуют канат, который меня перевязал и обездвижил. Пальцы впились в оружие, что стало больно.