Душенька
Шрифт:
— Я попрошу у Сани прощения, и она меня простит. И мы будем вместе.
— Э-э нет, парень. Вот тут ты сильно заблуждаешься. Конечно, полтора века назад повес, подобных тебе, да после такого скандала, знатные отцы заставляли жениться на опозоренных девицах, но нынче другие времена, слава богу, третье тысячелетие распаковали. Так что мы пойдем другим путем. И к Сане я тебя близко не подпущу. Даже не надейся. Я не позволю тебе испортить жизнь хорошей девушке.
— Это не тебе решать, — огрызнулся Артем, закуривая вторую сигарету.
— Много куришь, сынок, —
— Это — мое дело.
— Кто бы спорил... А насчет того, кому решать... Конечно, в первую очередь Сане. Но я надеюсь, она — девушка разумная и все про тебя поняла. А если ты станешь донимать ее и слишком уж ей докучать, я подарю ей пистолет, и она тебя пристрелит. О, кстати, чуть не забыл, по поводу твоей детской обиды на то, что я оставил вас с матушкой... Думаю, ей грех на меня обижаться. А тебе и подавно. Во всяком случае, я ничего тебе не должен, ведь восемнадцать тебе исполнилось три года назад. Вспоминай об этом почаще, прежде чем поступать как капризный ребенок.
Петр потушил окурок в пепельнице, стоявшей на полу, и поднялся с дивана, застегивая куртку.
— Ладно, сын, засиделся я у тебя. Больше мне тебе сказать нечего. Будь.
Он проследовал к двери, не спеша обулся и вышел из квартиры, закрыв за собой бронированную дверь. Артем остался сидеть на диване. Некоторое время он сидел так не двигаясь, прижав ладони к глазам, словно их мучительно, как огнем, жег стыд. Потом поднялся, прошел на кухню, достал из шкафа початую бутылку виски, налил себе полстакана и опрокинул в себя. Поморщился. Снова зажег сигарету и набрал номер Сани на своем мобильном. Вызов длился целую вечность, а затем оборвался короткими гудками. Он набрал еще несколько раз, и произошло то же самое. Он выпил еще виски, чтобы унять нервный озноб в теле и стук в висках. Внезапно экран мобильного озарился светом и раздался звуковой сигнал — пришло CMC-сообщение. Он прочел: «Отвали, придурок! Не смей мне больше звонить! Никогда!!!»
Он безвольно шлепнулся на диван, испытав настоящий ужас от этих слов. Несколько минут тупо смотрел на мобильный, потом вдруг в припадке ярости швырнул его в бронированную дверь. Телефон распался на две половинки. Но ярость не утихала. Он нашел камеру, на которую снимал их с Саней, и тоже разбил. Потом повалился на диван, лицом вниз, и, вцепившись зубами в диванную подушку, зарыдал, как мальчишка.
Глава 17
Вечером, находясь уже у себя дома, на новой квартире, которую он купил для них с Людмилой, Петр долго не мог уснуть, даже несколько раз вставал и шел курить, думая, что Людмила крепко спит и ничего не слышит.
— Петь, хватит уже травиться. Какая по счету? — внезапно произнесла она, когда Петр после очередного перекура снова лег в постель.
— Прости, я тебя разбудил, — сказал он и, подвинувшись поближе, обнял ее. Нос уткнулся в теплую макушку, и ему показалось, что на душе стало легче.
— Бросай ты это дело, дружок. А то сердце посадишь... И вообще...
— Обязательно брошу. Честно.
— Поклянись.
— Век воли не видать.
— Я серьезно.
— Чтоб я сдох.
— Совсем с ума сошел?
— Ох, Люда. — Петр шумно вздохнул. — Тут и впрямь с ума сойдешь. До сих пор в голове не укладывается... Черт знает что такое...
— Не говори. Просто комедия ошибок. Старик Шекспир ушел на перекур.
— Прекратите отсебятину, во времена Шекспира не было никаких перекуров, — пробурчал он.
— Не точно цитируешь.
— Господи, Люда! Я сегодня чуть не убил собственного сына, а ты мне про цитаты!
— Прости, Петь.
— Как там теперь Санька? Может, надо было остаться с ней?
— Петь, Саша — взрослая, самостоятельная женщина. И потом, когда мы уезжали, она уже была спокойна. У нее ребенок, и она хотя бы ради Танюшки возьмет себя в руки и не станет развозить сопли. Ребенку нужна сильная мать.
— Какие вы, женщины, оказывается, прагматичные!
— А ты думал. Ребенок для женщины — это все, свет в окне. И вообще, это не первая драма из-за мужчины в ее жизни.
— Ох, я бы этих мужчин всех... — Он стиснул кулак.
— Что? — Людмила засмеялась.
— Жаль, что теперь публично не наказывают кнутом. А потом на каторгу, в Сахалинский острог.
— Петя, да ты просто тиран какой-то.
— Я тиран? Да мне за женщин обидно! И вообще, то, что мой сын — мужчина, вызывает у меня сомнения.
— Просто он еще молод и глуп.
— Ничего себе — молод и глуп! На интриги и подлости у него хватило и ума, и опыта!
— Ладно, Петь, все утрясется.
— Да, после Нового года Саня пойдет на подготовительные курсы в академию госслужбы и забудет все это как страшный сон. Слушай, а может, ну его, этот СибАГС, давай я помогу ей устроиться в Москве или в Питере. Точно. Подальше от Артема. И нам будет спокойнее.
— Петя, ну что ты еще придумал! Во-первых, у Сани — ребенок...
— Я куплю ей квартиру и регулярно буду присылать деньги, так что она сможет найти няню и вообще — не будет ни в чем нуждаться. Конечно, было бы лучше, если бы она вообще уехала за границу. Точно! Ей надо поступить в Пражский университет, или... Ну конечно! Как я сразу не сообразил! Она устроится у моего отца в Англии и поступит там!
Людмила запротестовала:
— Стоп, стоп, стоп... Господин писатель, по-моему, у вас чересчур разыгралось воображение. Саня сама в состоянии решить, как ей жить дальше. И в отношениях с Артемом они разберутся без нашего участия.
— Никаких отношений с Артемом у нашей дочери быть не может! Этот молокосос к ней больше близко не подойдет!
— Мину-уточку...
— Да, я считаю Саню дочерью, и мой долг защитить ее от подлеца, даже если речь идет о моем родном сыне... Ну вот, пожалуйста... Я так разволновался, что опять хочу курить.
— Никаких «курить» сегодня уже не будет, а с утра ты вообще должен бросить, — строго произнесла Людмила и напомнила ему: — Ты поклялся.
— Я? Поклялся? Когда?
— Пару минут назад. Причем своей жизнью.