Душеприказчик
Шрифт:
— Лист, — прошептал он губами и я, ощущая невидимое родство, понял, что нужно делать.
Рука потянулась к сумке, и, нащупав карандаш и бумагу, закрыв глаза, медленно стал выводить невидимые каракули. Для того чтобы увидеть свой собственный рисунок мне не нужны были глаза, я и без них прекрасно видел все что творилось вокруг. Только мир, который окружал меня сейчас, был совсем другим: серые графитные стены, закрашенные безликие
В голове родилась картины: мы стояли посреди зала, всего несколько людей в длинных церемониальных белых балахонах, а за стенами собора уже пылали жадные языки огня. Мы сумбурно, сбиваясь и испуганно повторяя одну и ту же фразу несколько раз подряд, тараторили плохо заученную молитву. Своего рода заклинание чудесным образом вселяла в нас наивную надежду на благополучный конец. И когда смерть охватила нас, подмяв под себя и раздавив, будто беспомощных козявок — мы продолжали верить. Мы верили, что сможем выстоять и даже в том, потустороннем и пугающем нас мире, найдем единственно верный путь. И тысячи обездоленных и обреченных на вечное страдание душ верили вместе с нами. Мы дали обет, стали вечными душеприказчиками…
Карандаш слишком сильно надавил на бумагу и грифель треснул. Там где на листе ровным строем возвышались барельефы человеческих фигур, появились крупные капли, будто дождь внезапно проникнув сквозь хлипкую кровлю, окропил нас своим великодушием.
И я почувствовал внезапное облегчение, словно небывалый груз ответственности упал с моих плеч. И с плеч проклятого. Я видел уже не прошлое, а настоящее. Сотни фигур плакали, источая холодные слезы отчаянья, и вместе с ними плакал и я. Каждый из них наконец-то был свободен. У зла больше не было над ними власти. Я упал на спину и, разглядывая окровавленную руку, разжал кулак. Карандаш беспомощно упал на холодный пол, и я зашелся в невероятном хохоте. Не в силах справиться с эмоциями я продолжал смеяться отчаянно, даже безумно. Рядом со мной украшенный капельками крови лежал рисунок: отдающий холодом мраморный зал залитый слезами немых статуй и бездыханное
Пускай — не навсегда. Но здесь и сейчас, зло больше не имело власти.
Бело-голубоватой дымкой, освободившиеся души исчезали в темноте звездной ночи. Я вдыхал дождевую свежесть, наслаждаясь мерным пением небес, таким тихим и спокойным, что любое отчаянье растворялось в пустоте. Теперь и на моих глазах появились слезы. Очищаясь от окружавшего меня бреда, я оплакивал самого себя, Ша и тысячи тех, кто в эту ночь обрел покой, а главное свободу.
То, что произошло со мной, было не сказкой со счастливым концом, отнюдь. То что происходило здесь и сейчас было всего лишь жестокой правдой жизни и смерти. И сыграв в страшном спектакле не последнюю роль, я знал, что когда-нибудь все это повторится вновь. Только… Я посмотрел на безжизненное тело Душеприказчика. Только я не хотел об этом думать.
Взглянув на зияющую дыру в северной части Собора, я увидел невероятных размеров черного ворона. Я был уверен, птица рада меня видеть!
Где- то за поворотом.
Город встретил меня широкой улыбкой улиц и проворных горластых зазывал. В этот осенний солнечный день ничто не могло омрачить моего приподнятого настроения. Под моими руками, сложенными крест-накрест на толстом кожаном портфеле виднелись пожелтевшие от времени листки. И я с поразительной точностью в мельчайших деталях знал, что изображено на каждом из этих листов.
Теперь моя жизнь была предопределена и не могла принести мне нежданных сюрпризов. Я уже не боялся крутых, исчезающих во мраке дорожных поворотов. Грудь наполнилась невероятным количеством сил, и мне было невероятно трудно надышаться ласкающим терпким ароматом новой, манящей своей загадочной красотой жизни.
… И я поклялся всем, что у меня было, что никогда не буду жить ради себя и окажу любую помощь страждущему.
И кто знает, что ждет меня, будет жать завтра, после нового витка времени, когда все повторится вновь…
(июнь-июль 2009 года) Москва.