Душевные трубки
Шрифт:
«Тогда», – сказал Джэнг с редкой блеснувшей усмешкой – «я убил Ирвэйна и почти убил самого себя. И я здесь с тобой, внутри периметра».
Ху Мун презрительно подалась назад, её красиво очерченный рот стал напряжённой линией. «Мы снова это обсудим после того, как ты отдохнёшь», – сказала она и ушла.
Никаких работ на раскопках в этот день не было.
Вечером мы собрались в наше обычное время посмотреть раскодированное компьютером за день. Я поразился, обнаружив, что скучаю по флегматичному присутствию Ирвэйна. Дьюайн была с красными глазами и непричёсанная;
«Это ужасно, да?» – сказала Дьюайн. «Ты видел его?»
«Да», – сказал я, прихлёбывая свой овощной коктейль. Сегодня вечером я добавил в него капельку острого соуса.
«А я – нет». Она выглядела так, словно вот-вот захнычет. «Мун мне не позволила. Думаю, это к лучшему».
«Хм-м», – сказал я неопределённо.
«Мне он не нравился». Уголки рта Дьюайн опустились вниз, выражая неприязнь. «Я всегда чувствовала, что он развратник, но не такой милый, как ты».
Я был удивлён этой вспышкой неудобной правдивости и не знал, как ответить.
Она продолжила тихим голосом. «Однажды он спросил меня, сколько мне лет, и когда я сказала, что мне двадцать три стандартных года, он уже не показался таким заинтересованным, как прежде. Понимаешь, о чём я? Для своего возраста я выгляжу молодо, я знаю. Мун говорит, когда-нибудь я буду рада этому».
Я чувствовал застывший пристальный взгляд Ху Мун на своей спине, но Дьюайн больше не выглядела так, словно может разразится слезами. Несомненно, её страх был замещён отвращением, более содержательным чувством.
Я не мог не вспоминать лица гоблинов, лица ангельских детей, которые могли делать всё, что угодно. Я содрогнулся. Была здесь какая-то неприятная связь, которую когда-то могло определить моё выжженное воображение.
Джэнг прояснил этот вопрос. Он незаметно вошёл, всё ещё в покрытом пятнами пота стёганном нательном белье, надеваемом под боевую броню, выражение отвлечённости дополнительно маскировало его лицо. В том, как он двигался, была какая-то дрожь нервозной энергичности, которую я не видел прежде. Он выбрал сигарету из общего хьюмидора [6] , зажёг её и глубоко затянулся.
6
Хьюмидор (humidor) — коробка для хранения сигар.
«Я тут провёл небольшое исследование», – сказал он, говоря из облачка дыма. «Мы – группа отчасти с изъяном и этот факт может быть как-то связан с теми феноменами, очевидцами которых мы являемся эти последние несколько дней».
Ху Мун издала едва различимое пренебрежительное бормотание. «Я не понимаю...», – начала она.
Джэнг перебил её. «Давайте поговорим о Вспышке, мёртвой сосульке. Он был приговорён к умственно-ограниченному рабству за серию убийств. Они были особенно отвратительны – он убивал человеческих беременных женщин и потрошил их». Джэнг сделал паузу, чтобы затянутся. На этот раз никто его не прерывал.
«Вспышка тщательно выбирал
«Он, должно быть, был чокнутый», – совсем излишне сказала Дьюайн.
«Да», – сказал Джэнг вежливо. «Но, так как Вспышка был никем, известным лишь своими преступлениями, никто не озаботился тщательно исследовать почему и зачем. Поэтому, без долгих рассуждений его подвергли мозговыжиганию и включили в инвентарь».
Мы все вспомнили гигантскую мёртвую женщину, или мне так показалось.
«Что на счёт Ирвэйна?» – спросил я.
Джэнг вздохнул и сделал ещё одну затяжку. «Я проверил его завещание».
«Его завещание?» Ху Мун, казалось, была раздражена инициативой Джэнга.
Он пожал плечами. «Иногда люди используют свои завещания для того, чтобы найти прощение за прошлые злодеяния или чтобы пожаловаться на плохое обращение в прошлом. Думаю, попытка того стоила, тем более, что по смерти Ирвэйна его завещание стало общедоступным. Перед нашим отлётом вы все подписали точно такие же бумаги о разглашении».
«Что ты выяснил?»
«Ирвэйн использовал своё завещание, чтобы назвать своего вероятного убийцу, на случай, если будет обнаружен мёртвым».
«Он беспокоился, что его могут убить?» Ху Мун казалась скептичной.
«Да. И совершенно обосновано», – сказал Джэнг. «Порок Ирвэйна имел отношение к сексуальной эксплуатации детей. Разве никто из вас не удивлялся, что учёный его репутации делал в относительно неважной экспедиции?»
Ху Мун издала шипящий звук неодобрения. «В области пангалактической археологии нет неважных экспедиций».
«Без сомнения», – сказал Джэнг. «Я не хотел оскорбить».
«Что он сделал?» – спросила Дьюайн, не замечающая неудачную дипломатию Джэнга. Её глаза были расширены и мне стало интересно, а поняла ли она смысл слов Джэнга. Я не глуп и чувствовал извращённое удовольствие в своей внезапной уверенности, что Ирвэйн и я были не единственными не совсем подходящими на Грэйлине IV. С другой стороны, теперь у меня была дополнительная причина для возмущения. Моё преступление – трата денег других людей. У Ирвэйна – гораздо хуже, или так мне показалось, хотя он выпутался неизменённым.
«Ирвэйн сделал ошибку», – сказал Джэнг. «Большую часть жизни он занимался своим хобби среди детей, которых находил на борту различных Рабских Ковчегов, детей, которые нуждались в любой форме дотаций, независимо от источника или цены. Детей, которые могли смотреть на Ирвэйна как на благодетеля, несмотря на его неприятные ухаживания. Но в какое-то безрассудное мгновение он завёл неподходящие отношения с младшим сыном Ангуса Дримма, пользующегося дурной славой магната Войтауна с Дильвермуна».