Души военные порывы
Шрифт:
Требченко неистово перекрестился и отодвинулся подальше от стенки, над которой гордо возвышался урод-пес. Но пес на завозившегося бойца даже не обратил внимания. Он, не отрываясь, смотрел на другого рядового по фамилии Пахомов. Помимо этих двоих на окопном пятачке, временно превращенного в курилку, дислоцировалось еще четверо бойцов, которые, кстати, были солидарны с Требченко насчет внешнего вида гостя.
– Действительно страшный! Прям как ты, Кокс!
– Прям чёрт из преисподней! То есть ты, Киста!
– Ну и страх он страшный…
– Бижок, –
– Чего? – переспросил кто-то.
– «Бижок». По-литовски – страх. Пёс этот – истинный бижок. «Бижок божий» довольно забавно звучало от моего деда… Вот и запомнил.
– Бижок, так Бижок. Почти как «Дружок». Ну, стало быть, так и наречем. Эй, ты… кучерявый, – крикнул Пахомов, обращаясь ко псу. – Отныне будешь зваться Бижком.
Пес внимательно прокрутил шею вокруг своей оси чуть ли не на пол-оборота, глаз не сводя с Пахомова.
Неофициальное шефство над собакой Пахомов на себя и взял, хотя не он-то эту долю и выбрал. Просто пес признал его за хозяина с первых минут знакомства и всячески это доказывал своим нестандартным для дворняги поведением. Несмотря на явные признаки сильного недоедания, еду из чужих рук брать наотрез отказывался, где попало не болтался и вообще, постоянно старался находиться в поле зрения Пахома. Само собой, с пахомовских рук Бижок и кормился. Как король какой.
Однако не это явилось присвоением Бижку титула «Ваше Величество».
Наш полк уже давно находился на довольно выгодной позиции, контролируя два направления потенциальной атаки противника на город Д-нск. Кроме того, он был неплохо защищен от неожиданных атак в лоб или с левого фланга самой природой – складки местности да кусты всякие не располагали к такому маневру без значительного преобладания в воздушных силах. Сил в таком количестве у врага не имелось, тем не менее, санаторно-курортным режим нашей службы никак не являлся. Противник ни на день не оставлял попыток отравить наше существование какими-нибудь вылазками диверсионных групп либо нередкими, мелкими, но неудобными артналетами. Причем, налеты всегда были внезапными, что делало их зачастую очень успешными. От авиации мы были прикрыты неприступным противовоздушным куполом радаров, зениток, да своей авиацией. А вот артиллерию врага наши ангелы-хранители часто «промаргивали», так как ПВО противника тоже особыми изъянами не страдала, отчего наша авиаразведка являлась слепой на один глаз.
Результатом такой вражьей деятельности являлось написание штабом пяти-семи похоронок в неделю. И отправка десятка-полутора раненных в тыл. Силы, конечно, тут же пополнялись, но это служило слабым утешением для тех, кто на этом стратегическом плацдарме жил, будь он не ладен. Все эти вылазки, атаки, налеты должна была пресекать/предупреждать полковая разведка (наземная, разумеется) и, к чести сказать, справлялась она с этим довольно неплохо. Иначе еженедельный счет шел бы на десятки погибших, если не на сотни.
Полк вот уже больше двух месяцев являлся чем-то вроде военной базы, с которой проводилось большое количество спецопераций различного характера. С наших позиций было даже организовано одно локальное наступление, успех в котором позволил нам дышать чуть свободнее, а самой «базе» нарастить темп и укрепить оборону в виде соседних полков. Неудивительно, что такое положение дел противника никак не устраивало, а в противниках у нас теперь сидел довольно злобный генерал Бринберг – жесткий и циничный по своей манере полководец. Отношение побед/поражений – 9/1. Довольно высокий показатель, ориентируясь на который нам следовало готовиться к скорой развязке.
И именно в этот момент на наших позициях появился пёсик Бижок.
На второй день после своего явления народу он, по обыкновению, находился на передовых позициях второй роты, что выдавались на сто двадцать два метра вперед от основных позиций. Пёс выдавался тоже. Рядом с Пахомовым, разумеется. Бижок неотрывно смотрел в сторону противника, чем вызывал любопытные взгляды не только своего шефа, но также других присутствовавших.
– Чё это он вылупился? – не выдержав, спросил Литвин.
– Фиг его знает. Сам видишь – пес с прибабахом… Видать, контузило его крепко. Снарядом там каким. Или бомбой.
– Ага. Водяной! До сих пор мыться не хочет – воды ж боится, аж визжит! Наверняка из-за этого. Не, ну и страшный же он чёрт!! – Литвин еще раз зыркнул на «чёрта» и смачно сплюнул. Пес, на самом деле, никогда не визжал. Но мыться действительно не хотел.
– Не, ну-у…
– Тихо!
Бижок внезапно подорвался на все четыре лапы, неотрывно следя за какой-то точкой по ту сторону горизонта.
– вВУуууу! вВУуууу!!! – неожиданно завыл он, по-смешному закидывая голову на спину при каждом вое. Бойцы неосознанно положили руки на оружие и с силой сдавили цевья и рукоятки, не отводя взора от активировавшегося пса.
Неудивительно, что всей солдатне, закаленной в боях и прошедшей три огня, восемь вод, правда, ни одной трубы, стало не по себе. Все выпучили глаза на вытянутую в небо собаку по двум причинам: во-первых, это был самый первый раз, когда пес по своей воле подал голос. А во-вторых, этот голос был действительно жутким.
– Воздууух!!! – внезапно заорал Пахомов, услышав знакомое фырчание высоко над головой. Несмотря на распространенное мнение о том, что данная команда, по идее, должна подаваться лишь в случае авианалета, в наших реалиях это являлось наивным заблуждением: команда означала только одно – смерть с небес. И было глубоко пофиг, каким именно способом та смерть доставлялась.
Все заученно раскатились по щелям, дико ворочая глазными яблоками по ясному небу. Понятно, что лучше бы те яблочки прикрыть, дабы их земелькой не засыпало, но в первые секунды опытному солдату важнее было определить, откуда летит, чтобы сподручнее решить, куда лечь. И желательно, чтобы не навсегда.